БЕЛАЯ ВОРОНА В СВОЕЙ СТАЕ
Подготовила Анна Вербовская
Анна Харланова – человек особенный. Редкий писатель признается, что после окончания Литературного института целых десять лет ничего не писал – просто потому, что не считал себя гением и не хотел пачкать зря бумагу. В отличие от целой армии тех, кто любой ценой стремится публиковаться, издаваться и гордо именоваться писателем, Анна от всего этого была далека и просто хотела жить, как все нормальные люди.
Только талант – если уж он дарован Богом – спрятать и скрыть невозможно. И наполненность, неравнодушие, вкус к жизни, особый взгляд на мир – всё это рано или поздно перестает помещаться внутри и требует выхода. Вот и к Анне, в конце концов, пришло понимание, что жизнь, которой она живет, как будто не её. Вроде всё хорошо – но не то. К счастью для всех нас, она приняла и поверила в себя, вернулась в творчество, стала участником живого литературного процесса. Пишет весёлые и добрые рассказы, публикуется в журналах, выпускает книги, побеждает в литературных конкурсах, в Липецке ведет студию для литературно одарённых детей.
Как она сама говорит – «это моя стая, теперь это моя жизнь».
- Как и когда к Вам пришло осознание, что Вы писатель? Как почувствовали, что это Ваше призвание?
Многое идет из семьи. У нас ежедневно звучали стихи, отец – большой почитатель поэзии Сергея Есенина, да и сам он сочинял. Бабушка на ходу, между делом, могла сочинить любую рифмованную сказку. Мне много читали. Не удивительно, что в семь лет я заявила, что стану поэтом! На что мама сказала «ха-ха, иди ешь суп». Всерьёз никто не относился к моим литературным экспериментам.
Да что уж там, я сама стеснялась своего увлечения, ощущала себя белой вороной, многие мои друзья до недавнего времени не догадывались, что я могу сочинять!
- Расскажите о студии для литературно одарённых детей, которую Вы ведете – как возникла идея её создания, по каким критериям Вы отбираете в неё детей, кого вообще можно считать литературно одарённым, как проходят занятия и на какой результат Вы ориентируете своих учеников?
Уверена, если бы у меня был круг единомышленников в детстве, в подростковом периоде, я быстрее смогла бы принять своё призвание и сделать гораздо больше на этой ниве, не тратя долгие годы на самокопание и выяснение ‘тварь я дрожащая или право имею’, право бумагу марать.
Собственно поэтому год назад я живо откликнулась на предложение одной из библиотек Липецка вести детскую литературную студию «Скворцы». Первая заповедь у меня врачебная: не навреди. Это дети, важна чуткость и аккуратность критики. Задача – раскрыть творческий потенциал, создать доброжелательную среду для обмена идеями. Мы то совместно наполняем рюкзак волшебника, то пишем буриме, то выясняем, что такое хорошо и что такое плохо для современного ребенка. Я делюсь знаниями, они – читают свое, написанное, сокровенное и дорогое. Пишут в основном фанфики.
Нет никакой гарантии, что кто-то из них станет писателем. Но факт: ребята обрели новых друзей. Вот ещё интересный момент. Одной девочке родители запрещали писать, представляете. Она сочиняла кровожадные истории. Эти фантазии и эмоции просто переполняли её, а выхода не было. Я не любитель ужастиков, но человеку явно требовалась поддержка. Девочка приходила в студию и просто рассказывала нам, каждый раз по полчаса-часу, свои истории. Мы терпеливо слушали, что-то подсказывали, спрашивали. Через некоторое время она вдруг сказала: мне надоело, я буду сочинять детектив. Она обрела друзей, стала спокойнее, постепенно ушла жестокость из её историй. А спустя полгода мама разрешила ей писать, это ли не победа!
- Вы помните свой самый первый рассказ (или стихотворение)? Как и при каких обстоятельствах он был написан?
В семь лет я написала первое стихотворение, оно не сохранилось, помню, что про бабочку. Рассказы начались гораздо позже, лет в 12-13. Недавно нашла тетрадку, это были короткие зарисовки, ничего особенного.
- Как возникают, откуда к Вам приходят идеи и сюжеты?
Если бы я знала! Они приходят сами, в дверь не стучатся. Недавно на совещании молодых литераторов в Химках меня упрекнули за разнообразие тем, мол, это говорит о том, что автор поверхностен, надо выбрать главную тему жизни и работать в одном направлении. Вопрос спорный. Я пишу то стихи, то взрослую прозу, то детское. И обычно у меня пишется само собой, без задумок и подготовки, просто – раз! – и не могу ничего делать, только писать. Последний год писала где придется, в заметках в телефоне. Часто была в разъездах. А сейчас ничего не пишу, живу как обычный человек, пирожки пеку, с детьми играю. Карантин усадил меня дома, значит это время для семьи. Литература пусть немножко подождёт.
- Насколько, на Ваш взгляд, для писателя важно отталкиваться от окружающей реальности и сверять с ней своё творчество? Есть ли у Вас произведения, целиком выдуманные из головы?
Коварный вопрос. Не стоит путать автора и его лирического героя. Скажем, у меня есть детектив с хитроумными убийствами, но при этом я осознанно никогда и никому не причиню боли.
Возьму за пример свои «Добрые рассказы» – это книга про девочку Наташу, домашние зовут ее Тасей, там времена описаны СССР. Действие происходит в селе Доброе. Надо пояснить, что я родилась в селе Доброе, это реально существующее село в Липецкой области, и в книге – узнаваемые для местных жителей места. Однако книжная реальность – иная, особая. Нельзя сказать, что это мои личные детские воспоминания, на самом деле два года я готовилась, разговаривала с разными людьми, собирала интересные моменты, забавные случаи из их жизни.
Что-то пригодилось в создании книги, что-то нет. И только собрав достаточный багаж историй, я села и за месяц написала книгу. Каждое утро начиналось с полуторачасового смотрения в окно. Ха-ха, со стороны это выглядело, словно я сплю с открытыми глазами. На самом деле, погружалась в свою героиню, становилась Наташей-Тасей, и, перевоплотившись, стучала по клавишам ноутбука. Да, мироощущение – моё, и даже пара историй, например рассказ «Мама» – это трудный опыт, у меня действительно чуть не умерла мама, к счастью, обошлось.
- Вы закончили Литературный институт имени Горького. Обязательно ли, на Ваш взгляд, получить профессиональное образование, чтобы иметь право называться писателем, писать и публиковать книги? Можно ли вообще человека научить писать или это дается свыше?
Нам говорили: научить писать нельзя, научиться – можно. И еще такой момент, вот я училась у классика современной литературы Владимира Орлова («Альтист Данилов», «Соленый арбуз» и др.), он не называл себя писателем, только Мастером. Эта позиция мне близка.
Литинститут не сделает из вас писателя, также как спортфак – спортсмена, а политех – инженера. Кстати я по первому образованию теплоэнергетик, имею диплом с отличием и – ни дня не проработала по специальности.
Среди пишущих людей много тех, кто не учился в лите. Но профессиональное образование и, главное, среда – это большая удача, те годы – самые яркие для меня.
- Что писателям (и Вам лично) даёт участие в литературных конкурсах? Насколько объективными Вы считаете их результаты?
В литературе любая объективность субъективна, это надо понимать и не слишком радоваться победам в конкурсах, не возгордиться. Участие в конкурсах – это возможность заявить о себе. Иначе никто о тебе не узнает. Или узнают только в твоём регионе. Кому-то этого достаточно. Мне нет.
Нужно ехать, бежать, лететь – знакомиться с другими писателями, читать друг друга, критиковать, заряжаться и переопыляться творческими идеями.
ПОЧИТАЕМ?
Если бы Наташу спросили, какая книга ей нравится больше всего, она, не задумываясь, ответила бы: «Книга о вкусной и здоровой пище». А именно большая книга в зелёной обложке 1964 года выпуска. Было в ней много красивых фотографий изысканно сервированных блюд, было примерное меню на неделю, советы хозяйке, рецепты полезного питания для детей и много диковинных слов, одни гребешки и артишоки чего стоят. Но самая любимая Наташина фотография – накрытый праздничный стол. На жёлтой однотонной скатерти – хрустальные вазы с цветами, салатики, заливное и целиком зажаренный поросенок, и какие-то вина в тёмных и светлых бутылках. Вот красота!
Книгу эту Наташа листала, еще не умея читать и писать, а когда научилась – начала выписывать рецепты в тетрадочку. Ведь когда-нибудь она вырастет и тоже станет хозяйкой. Надо мотать на ус.
В их селе Доброе была библиотека. Находилась она в двухэтажном старинном здании, чуть в стороне от центральной площади с памятником Ленину, указывающему то ли на молочный магазин, то ли на хлебный. Мнение жителей в этом вопросе разделилось.
В библиотеке всегда было темно, свет поступал через окна, но ударялся в первый же книжный стеллаж, на котором стояли книги от А до Я, по фамилиям советских авторов, и к следующим рядам с авторами иностранными свет едва проникал, а потому самый дальний угол был и самым таинственным. Тишину нарушали только скрипучие половицы, пахло особенно – книжной пылью, и было в библиотеке так уютно и спокойно, что Наташа не упускала случая туда зайти.
Записалась она в библиотеку сама, ещё в пять лет, сразу, как научилась читать. Начала с русских народных сказок, продолжила Пушкиным, Дюма и вот дошла до Майна Рида. Хороших книг было мало, желающих их прочитать – много, так что часто приходилось занимать очередь и ждать полгода, пока книга освободится. Это сейчас можно купить любую книжку в магазине, а во времена СССР было так, и люди терпеливо ждали. Но не в этот раз!
«Всадник без головы» появился в добровской библиотеке недавно, его ещё никто не читал и все хотели, а потому каждый норовил влезть без очереди, а местный хулиган по прозвищу Колчак тот вообще караулил со своей бандой в кустах прямо у входа в библиотеку. И когда Наташа безмятежным июльским днём вынесла долгожданную книжку в оранжевой обложке, шестое чувство ей подсказало: берегись. Баб Маруня это называла «пяткой чую». И это чувство никогда ещё не подводило. Девочка насторожилась и внимательно осмотрелась вокруг, справа в кустах калины мелькнула нечесаная голова, а рядом другая, послышался шёпот. В воздухе, как перед грозой, запахло опасностью. Наташа подтянула гольфы, набрала в грудь побольше воздуха и сквозанула мимо кустов с неожиданной для хулиганов прытью. Девочка бежала, не оглядываясь, позади слышался топот босых ног и шмыганье носов. Срезать путь! Через кусты! Мимо старых лип к зданию бывшей церкви, в котором теперь хлебный, молочный и комиссионный магазины. Только бы не упасть! Хлебный ближе всего, Наташа – туда, хулиганы за ней. В дверях все мигом перешли на шаг, выровняли дыхание и сделали безразличный вид.
В хлебном всегда были люди. Они чинно и не спеша передвигались по кругу, выйти за пределы которого им не позволяли изогнутые металлические поручни, по периметру стояли полки с круглым серым хлебом, батоны с изюмом и сухари. К полкам были привязаны металлические вилки, ими нажимали на хлеб, проверяя на мягкость. В конце круга была касса. За Наташей вошла толстая тётенька, она заняла собой весь проход, отгородив тем самым девочку от преследователей. Наташа лихорадочно соображала, что ей делать. Она вспомнила, что читала в какой-то книге, как в батоне пронесли в тюрьму ножовку. Нет, не то. В другой книге шпион съел свой доклад, чтобы не отдать врагам. Наташа взглянула на толстую книжку в жёлто-оранжевой обложке и подумала: «Эх, Майн Рид, не предвидел ты такую ситуацию». Без запивки не съесть. Что же делать? Девочка неминуемо приближалась к кассе. В кармашке была мелочь. Наташа выбрала мягкий, золотистого цвета батон, и вдруг её осенило!
– Тринадцать копеек, пожалуйста, – сказала кассирша.
Наташа высыпала мелочь, взяла батон подмышку и расслабленной походкой вышла из магазина. Колчак настиг ее через три шага.
– Эй ты! Дай сюда! – крикнул он, хватая ее за плечо.
Наташа спокойно повернулась и, глядя ему прямо в глаза, спросила:
– Что вам нужно, сударь? – фразу она успела отрепетировать, потому всё шло как по маслу. Сейчас она могла рассмотреть известного хулигана вблизи. У него были такие чёрные глаза и волосы, про которые пишут в книгах «чёрные как смоль». И зачем такие красивые люди становятся хулиганами?
Колчак опешил:
– Книгу давай!
– Какую книгу? – по-прежнему спокойно поинтересовалась девочка, хотя коленки ее дрожали, но, к счастью, этого никто не заметил.
Преследователи переглянулись, потом осмотрели Наташу, у которой не было с собой ни книжки, ни сумки, в которую её можно было спрятать, только свежий батон под мышкой.
– А чего ж ты убегала? – разочарованно спросил Колчак и цыкнул зубом.
– За хлебом, – кивнула Наташа на батон. – Домой спешу.
Хулиганы отстали. Какое-то время они смотрели ей вслед и перешёптывались. Потом ушли. Это девочка тоже почувствовала каким-то неизвестным науке органом, как и в случае с приближающейся опасностью. Тогда она круто повернула назад, заскочила в хлебный, в котором, на удивление, не оказалось покупателей. Пробежала против течения, то есть зайдя от кассы, и достала с полки из кучи золотистых батонов «Всадника без головы».
– Это что еще такое?! – возмутилась кассирша, и даже белая кружевная наколка на ее волосах от удивления встала дыбом.
Наташа не ответила, широко улыбнулась и пулей выскочила на улицу. Огляделась по сторонам и, убедившись в том, что хулиганов поблизости нет, вприпрыжку отправилась домой, а именно в волшебный мир Майна Рида, в котором все скачут, даже безголовые люди. Таких Наташа в своей жизни ещё не встречала. Жил в конце их улицы безухий парень, глухонемой, его все так и звали: Немой. Лицо его было стянуто на одну сторону, на которой отсутствовало ухо. А ещё видела она «Самовара» – жил в соседнем доме ветеран войны, у которого не было ни рук, ни ног. Но чтобы без головы – это уж совсем интересно!
ГЛАВНОЕ – ВНИМАНИЕ
На 23 февраля мама дарила папе носки, потом прятала их в шкаф и дарила снова, на его день рождения. «Главное – не подарок, а внимание!» – говорила мама. И подписывала к каждому празднику новую открытку. Мама сочиняла поздравления в стихах. На 8-е марта папа дарил маме веточку мимозы. Где он каждый раз доставал мимозу – представить было невозможно, так как в селе Доброе цветов не продавали никаких: ни мимоз, ни фикусов, даже перед праздником 8-е марта, даже хирургам. Мама улыбалась, и целовала папу в щеку, и говорила «Ты мое счастье!», а Наташа смотрела на них и чувствовала то, что бабушка Маруня называла «сердце радуется».
Потом накрывали на стол. Доставали чешский сервиз из серванта. Наташа помогала относить на стол маринованные опята, соленые огурцы и помидоры, картофельное пюре, зажаренную до золотистой корочки домашнюю курочку, и обязательный деликатес – консервированный зелёный горошек. Тасе давали выпить бульон из банки, и он казался ей божественно вкусным. Вкуснее были только бананы, которые Наташа попробовала однажды, во время поездки в Москву. Но бананов было не достать, а горошек – вот он, по праздникам! Потом приходили соседи с гармошкой и пирогами. Взрослые сидели за столом, разговаривали, пели песни, а дети ели «грибочки» на кухне возле тёплой печки, в которой весело потрескивали дрова.
Грибочки – это печенье, которое по праздникам пекла мама, а Наташа ей помогала. Сначала из песочного теста нужно было сделать шляпки и отдельно – палочки будущих грибов, отправить в духовку, а потом в шляпках расковырять небольшое углубление, сварить густой сироп и с его помощью прикрепить палочки к шляпкам. Но это ещё не всё! Шляпки затем покрывали глазурью, а кончики «ножек» обмакивали в сироп и в семена мака, тогда гриб становился похож на всамделишный, словно только что из леса. Вот какая мама выдумщица!
Каждый раз на 8-е марта было весело, но сегодня Наташа была особенно довольна, потому что днём они с бабушкой испекли торт. Торт предназначался Наташиной учительнице, КлавДиванне. Кремом на нем написали цифру восемь, а по периметру украсили вишенками из варенья. Наташа сидела вечером у печки, грызла «грибочки» и вспоминала, как несла торт учительнице на другой конец села, как уставали руки, и она присаживалась на корточки, чтобы отдохнуть. Коробки дома не было, поэтому торт Наташа отнесла прямо на большом блюде.
Дома учительницы не оказалось, пришлось поставить торт на пол возле двери. Наташа долго в неё стучала и кричала «Клав-ди-ван-на-а-а!». Звонка не было, как не было и телефона, чтобы предварительно позвонить. Пришлось так и оставить торт в сенцах у порога. Наташа представляла, как удивилась учительница, обнаружив вкусный подарок. Как она скажет завтра в школе: «Дети, мне очень приятно получить в День 8 марта подарок, сделанный своими руками, это был очень вкусный торт, но я не знаю, кто из вас его принёс». И тогда Наташа поднимет руку и признается, что это она. И КлавДиванна будет благодарить её перед всем классом.
И вот наступило завтра. Наташа пришла в школу, разложила учебники и открыла тетрадь. Когда учительница вошла в класс, все дети встали, приветствуя её.
– Садитесь, ребята! – сказала Клавдия Ивановна. – Открывайте учебники, кто этого ещё не сделал. И больше ничего не добавила. Наташа подождала какое-то время и подняла руку. – Что тебе, Наташа? – спросила учительница и посмотрела на девочку поверх очков. Наташа встала и одернула фартук. Весь класс смотрел на неё и ждал.
– КлавДиванна, а вы вчера ничего не находили у порога? – тихо спросила она.
– Находила! Значит, это ты принесла?
– Я, – ответила девочка, и щёки ее порозовели.
– А что это было, Наташа? – спросила учительница, улыбаясь.
– Когда я вернулась, куры клевали что-то из красивого блюда на веранде.
– Это был торт, – тихо сказала Наташа и села. Дети засмеялись.
– Класс, тишина! – угомонила их учительница. И ласково сказала Наташе:
– Это ничего, всё равно спасибо тебе за подарок, я очень ценю! – И добавила громче:
– Ведь самое главное – это не подарок, а внимание, запомните это дети.
Наташа с благодарностью улыбнулась ей, и посмотрела в окно. Там, в школьном палисаднике, дрались рыжие коты. А сквозь тучи проглядывало солнце.
ВАСЯ, ИЛИ ИСТОРИЯ ПРО ЧЕРЕП
Вася был с ними давно, ещё до Наташиного рождения. В то время отец учился в городе, а Таси ещё и в помине не было. Общежитие медиков находилось рядом с институтом и одним своим боком выходило на старый Советский парк, в котором неухоженные тополя в начале лета изрыгали тонны пуха. Этот пух лез в глаза и нос, залетал в окна, а приземлившись, комками свалявшейся шерсти лежал вдоль тротуаров до тех пор, пока хулиганы не поджигали его, тогда он вспыхивал ярко и обреченно и исчезал до следующего лета.
За парком было кладбище. Старое и неухоженное, тоже заросшее тополями. Многие могилы выглядели заброшенными, они поросли сорной травой, которая так спуталась, что с трудом можно было разглядеть покосившиеся кресты. Кладбище и медобщага – они сосуществовали гармонично, как старые супруги, успевшие надоесть друг другу до изнеможения, но смирившиеся с привычным неудобством. В парке собирались алкаши. Они пили, пели, дрались. Но чаще просто пили. Им вечно не хватало на бутылку. И тогда они отправлялись на кладбище, выбирали заброшенные могилы и… да! Вы правильно поняли, они их раскапывали.
Не в поисках случайных сокровищ, – на это надеяться не приходилось, хотя случалось порой обнаружить кольцо или золотой нательный крест, – это была буквально охота за черепами, которые они потом приносили к медицинскому общежитию. Черепа были нужны студентам для учебы. И они их охотно покупали. Так отец однажды и купил Васю. Он долго варил череп в воде с добавлением соды, потом скоблил и чистил, потом приклеил челюсть, поставил на тумбочку и назвал Васей.
Когда отец женился, Вася переехал вместе с ним. Жена не возражала. Череп стоял на комоде на белой кружевной салфетке и пугал только новых знакомых. Бывалые привыкли и не обращали на Васю никакого внимания. Только иногда папин друг, которого тоже по случайности звали Василием, гладил лысый череп и произносил непонятную для Наташи фразу: «Бедный Йорик!».
Кто такой «ёрик» и почему он «бедный» девочка не знала, но спросить все не удавалось, потому что взрослых перебивать нехорошо, а говорили они постоянно, не давая никакой возможности вклиниться. Наташа видела Васю с самого рождения, поэтому даже не интересовалась, почему у них на комоде стоит человеческий череп, и вообще нормально ли это, играть с ним, делать ему из пластилина разноцветные зубы, повязывать платочек и рассказывать свои обиды.
А потом появилась Зинка. И Зинке Вася совсем не понравился. Зинка проконсультировалась со своей бабушкой и сообщила Наташе:
– Людей надо хоронить. Даже если от человека осталась одна голова. Лысая. Наташа переварила информацию. И спросила:
– А хоронить, это прямо в землю закапывать?
– Прямо в землю, – подтвердила Зинка.
– Навсегда? Или завтра можно откопать?
Тут Зинка задумалась.
– Наверно, потом можно откопать. Если бабушка разрешит. Но сначала – зарыть! В землю! И крест поставить!
Что делать. Спорить Наташа не любила. Раз надо – значит надо. Пошли они с Зинкой в палисад, там отличная куча песка была насыпана. Землю трудно копать, а песок – милое дело. Туда Васю и закопали. Крест соорудили из веточек, кое-как примотав их друг к другу травой.
Исчезновения Васи никто не заметил. Прошло два дня, и Наташа сама уже забыла о нем. Как вдруг вечером под окнами раздался душераздирающий крик. Отец выскочил на улицу с топором в руке, мама вынесла керосиновую лампу, а там прямо возле кучи песка сидела и визжала соседка тётя Саня. Перед ней лежал Вася, рядом стояло ведро, наполовину наполненное песком. Соседка решила тайком отсыпать у них песочку, вот тут-то и поджидал её сюрприз в лице Васи. Когда всё стало ясно, отец рассмеялся, затем захохотала мама, а тётя Саня, всхлипывая и чертыхаясь, встала, потирая ушибленное место.
– Изверги! – голосила соседка. – Скелеты в песке прячут! Убивцы треклятые! Инфаркт микарда! Ми-ли-ци-я!
Тётю Саню напоили валерьянкой и чаем с мёдом, рассказали про череп Васю, которого мама быстренько отмыла от песка и водрузила на его законное место – на комод. Наташу отругали и запретили к Васе вообще прикасаться.
– Ну как же, мамочка, – возразила Тася, – ведь человеков надо хоронить, так Зинкина бабушка говорит. На это мама твердо сказала:
– А Вася – не человек, а член семьи.
Над этим Наташа глубоко задумалась. И думает до сих пор.
Комментарии (3)