Где живу

Медовый край – Башкортостан. Уникальные горы – шиханы – памятники природы, остатки древних рифов. Сизая макушка Тратау видна из моего окна.

Раньше гор было четыре: Тратау, Куштау, Юрактау, Шахтау. Осталось три.

Более шестидесяти лет назад Шахтау начали разрабатывать и, теперь от него почти ничего не осталось, кроме пищевой соды на прилавках магазинов всей страны. На бумажных коробках, дизайн которых не меняется многие годы, написано «Стерлитамак».

В этом городе я и живу. 

Кто я

Я из поколения тех, кто читал ночью тайком от родителей с фонариком под одеялом. Я из поколения тех, кто сам дарил книги на день рождения и любил их получать в подарок. Я из поколения тех, кто знал, что значит «дефицит книги» и, безумно радовался любому новому тому сказок, приключений, детективов, фантастики…

Прочитанные книги будоражили воображение, и я частенько мысленно дописывала тот или иной сюжет, который вызывал несогласие с автором или уходил в бесконечность многоточием.

А потом пришли собственные идеи, появились герои, которые почему-то любят заглядывать в гости по ночам, заставляя вскакивать с постели и записывать их нереальные истории. Твои герои – твои дети, ты их растишь, воспитываешь, проходишь с ними все испытания от начала до конца. Ты знаешь о них всё, и они знают о тебе непомерно много. Например, о том, что ты, рассеянно улыбаясь, топаешь по улице с мультиками в голове – несёшь их бережно домой, чтобы окончательно оживить, – прохожие на тебя недоумённо оборачиваются, а знакомые недовольно хмурятся, потому что их приветствие пролетает мимо. Простите все, с кем невольно не поздоровалась.

 

 

Кем хотела стать

Главная мечта, о которой  я никому не рассказывала, была – стать космонавтом. Помню, как испытала большое разочарование, узнав, что космонавты должны иметь хороший вестибулярный аппарат, то есть долго и легко кружиться на карусели, крутить «солнышко» на качелях и ещё вращаться в специальных тренировочных центрифугах. Моя мечта разбилась вдребезги, – меня на каруселях укачивало, но говоря уже о центрифугах. После этого я завела сразу несколько мечтаний, про запас. В список вошли: художник, певица, клоун, артистка, геолог, спасатель, воспитатель, учитель, поэт.

Художником не стала, однако рисовала всегда и всюду. И пела. И стихи писала. И в походы ходила, сплавлялась по горным речкам. Почти всё, что было занесено в список предполагаемых профессий, впоследствии стало моими увлечениями.

 

 

Кем стала

А учиться поступила в Богородский кожевенный техникум. Поехала в Горьковскую область лишь потому, что это было далеко от дома (тогда мне казалось романтичным, учиться вдали от дома) и ещё понравилась аббревиатура учебного заведения – БКТ.

Уже во время учёбы романтический настрой испарился, – поняла, что ошиблась с выбором профессии, но положенные три года, после окончания техникума, отработала в родном Стерлитамаке на кожевенном заводе. И снова пошла учиться. На воспитателя.

Вышла замуж. Родила дочку. Устроилась работать в садик воспитателем, но проработала недолго. Пока находилась в декретном отпуске со второй дочкой, в городе начали закрывать садики. Наш садик стал санаторием. Многие потеряли работу. Можно было бы вернуться на кожзавод, но его тому времени тоже закрыли.

Пришлось заняться предпринимательством.

Чуть позже произошла атака музы: каждый день рождалась сказка, рассказ или стихотворение. Сидела ночи напролёт и записывала. Кое-что получалось публиковать, а в  2009 году в издательстве «Китап» вышла первая книга «Дедушкины сказки».

 

 

Кем работаю

Есть в нашем городе одно замечательное место, куда любят приходить дети всех возрастов, – это «Дворец пионеров и школьников им. А. П. Гайдара». Привлекает детишек перспектива чему-то обучиться и разнообразие конкурсов, мероприятий, проводимых «Дворцом». Среди множества творческих объединений – детско-юношеское литературное объединение «Родник», руководителем которого я и являюсь. В 2010 году писатель Афлятунова Любовь Александровна предложила мне занять это место. Сама она по личным причинам не могла там оставаться.

Знакомые и друзья часто спрашивают: «Что вы там делаете?» Вопрос мне кажется странным, потому что название объединения отвечает само за себя. Мы занимаемся литературным творчеством: фантазируем, придумываем, сочиняем, весело общаемся, участвуем в конкурсах.

Со своими воспитанниками я общаюсь не только как педагог, но и как писатель. Они для меня и ученики, и собратья по перу. Мы делаем всё возможное, чтобы публиковаться и если это удаётся – радуемся все вместе. Каждому писателю важно быть опубликованным, прочитанным, услышанным.

Вот так две мечты тоже сбылись, объединившись, – писатель плюс педагог.

 

 

Смешинки из детства

Иногда мне кажется, что когда я рождалась, кто-то рядом просыпал мешок смешинок, и я надышалась ими на долгие годы вперёд. Сколько себя помню – всегда любила смеяться. Эта смешливость часто мешала, часто требовалось быть солидной, особенно, как я считала, при фотографировании. Почти на всех детских фото я серьёзная, потому что закусывала изнутри губу и таким способом не выпускала смешинки наружу.

И сейчас смеяться мне нравится больше, нежели грустить, однако пишутся преимущественно рассказы с грустинкой. Почему так, самой не ясно и с этим ещё следует разобраться.

 

 

Кто кумиры

Таковых у меня нет, но я восхищаюсь профессионалами своего дела, будь то плотники, сантехники, учёные, врачи, дворники, космонавты, педагоги или люди творчества. Я считаю, что человек красив в работе, в созидании. Мне нравятся простые люди из глубинок, в них есть некая наивность, бесхитростность и в то же время – природная смекалка. Они цельны и интересны. Они настоящие. О таких людях хочется писать без лишних выдумок, без фальши. И ещё ценю в человеке доброту и милосердие.

Конкурсы и достижения

Стараюсь участвовать в литературных конкурсах, хотя с каждым годом становится делать это сложнее и сложнее. Много времени отбирает работа. Достижения не архи, но всё же есть.

Дипломант второго международного литературного конкурса им. А. Толстого (2007 г.)

Золотой лауреат национальной литературной премии «Золотое перо Руси» в номинации «Самое лучшее произведение для детей» (г. Москва, 2008 г.)

Золотой дипломант национальной литературной премии «Золотое перо Руси» в номинации «Самое лучшее произведение для детей» (г. Москва, 2009г.)

Золотой лауреат национальной литературной премии «Золотое перо Руси» в номинации «Военно-патриотическая» (г. Москва, 2010 г.)

Дважды лауреат международного литературного конкурса малой прозы «Белая скрижаль» (г. Москва, 2010г и 2012г)

Призёр (второе место) Всероссийского конкурса-фестиваля «Хрустальный родник» (г. Орёл, 2013г)

Лонг-лист (2014г, весна), конкурс «Короткий детский рассказ» от издательства «Настя и Никита».

Псевдонимы, книги и публикации

У меня два псевдонима: Гуля Риф и Себа Стьяна. Первый псевдоним, как бы «детский», придумался давно. Второй, «взрослый», появился недавно для книги «Утренняя колыбельная». Надеюсь, пригодится и дальше.

Каждому писателю важно быть изданным, публикации – хорошо, но отдельная, авторская книга – важнее, так что, впереди у меня много работы.

Книги:

«Дедушкины сказки» (издательство «Китап», Уфа, 2009г);

«Близнецы в лопухах» (издательство «Китап», Уфа, 2013г)

«Утренняя колыбельная» под псевдонимом Себа Стьяна

(издательство АРН, г. Торонто, 2016г)

Публикации:

– в газетах: «Уфимская радуга» (Уфа), «Истоки» (Уфа), «Стерлитамакский рабочий», «Учалинская газета», «Школьник» (Москва), «Интеллигент (Санкт-Петербург).

– в журналах: «Бельские просторы», «Костёр», «Дошкольная Уфа», «Миша».

Часть повести «Близнецы в лопухах» под названием «Фантазёрки» вошла в четырёхтомник «50 писателей» (Москва, «Российский писатель», 2008 г.) и несколько глав «Фантазёрок» были опубликованы в трёхтомнике «Праздник слова» (Москва, «Российский писатель», 2009 г.)

Напоследок

Кто захочет познакомиться с моим творчеством, узнать, о чём я пишу, можете заглянуть по этим ссылкам на некоторые публикации.

http://www.kostyor.ru/archives/1-13/nouvel.php

http://xn--e1ajmjdg.xn--p1ai/archives/11-09/nouvel.php

http://www.kostyor.ru/archives/9-09/nouvel1.php

http://www.bp01.ru/public.php?public=1987

http://www.bp01.ru/public.php?public=2717

http://www.promegalit.ru/publics.php?id=816

http://www.istoki-rb.ru/?article=1672

http://www.istoki-rb.ru/archive.php?article=1926

http://www.istoki-rb.ru/archive.php?article=2199

http://www.istoki-rb.ru/archive.php?article=1303

http://www.lulu.com/shop/seba-styana/utrennyaya-kolybelnaya/paperback/product-22663569.html 

 

 

Их понимать надо

 

*****

Таньку Осину Санька впервые увидел осенью, когда пошёл в первый класс. Девочек в их классе оказалось много, мальчиков – вдвое меньше. У Саньки в глазах зарябило от ярких пышных лент в волосах и от пёстрых букетов цветов. Все девчонки как-то быстро перезнакомились: звенели голосами, кривлялись и хихикали, рассматривая мальчиков. Только одна Танька не кривлялась, стояла тихая, спокойная с цветочным горшком в руках вместо букета. Санька её и не заметил бы, если бы она не посмотрела на него внимательно светло-карими печальными глазами. Танька взглянула и медленно опустила длинные ресницы. У Саньки в груди кто-то шевельнулся, ущипнул за сердце и вдруг он почувствовал внутри себя тепло, такое, как от батареи в квартире, когда придёшь с улицы зимой замёрзший и прижимаешься спиной к белым чугунным рёбрам…

– Смотри на эту с горшком, – бесцеремонно ткнул пальцем в Таньку Кирилл, Санькин друг по садику. – Все девчонки прикольные, только она – фу-у-у, – изобразив на лице отвращение, он указал большим пальцем вниз.

– М-м-м, – растерянно промычал Санька.

Друг застал его врасплох. Он не знал, что ответить и решил промолчать, потому что Танька, наоборот, в отличие от других девчонок, показалась ему лучше всех, а спорить с Кириллом было бесполезно и даже небезопасно, тот начинал кричать, яростно размахивать руками, воздух вокруг него разогревался, начинал двигаться, превращался в горячий ветер. Кирилл любил шумно доказывать свою правоту, чего Санька терпеть не мог. Он был молчуном.

*****

С первых дней учёбы Кирилл при каждом удобном случае обижал Таньку: то обзовёт, то в тетради начиркает, то толкнёт. Старался высмеять её перед всем классом, выставить дурочкой. Иногда у Саньки от возмущения дух перехватывало, хотелось крикнуть: «Хватит! Отстань от неё!». Он уже несколько раз репетировал про себя гневную речь, но вслух ни разу не высказался. Боялся. Кирилл мог с ним поссориться, а ссориться из-за девчонки считалось стыдным. Да и Танька удивляла. Она ни разу не заплакала, не завизжала, не заныла, не обозвала Кирилла в ответ, – как-то безропотно сносила его нападки, лишь смотрела на задиру долгим печальным взглядом и тот, не выдерживая этого взгляда, на какое-то время отставал от неё. 

Перед самым Новым годом учительница Виктория Павловна неожиданно предложила:

– Я решила провести эксперимент и дать вам возможность выбрать себе соседа по парте… – не успела она договорить, как все начали веселиться и выкрикивать с мест, кто с кем хочет сидеть. Учительница похлопала звонко в ладоши, призывая к порядку, и сказала: – Выкрики не считаются, принимаются только записки. Пишите имя того, с кем хотите делить парту на двоих, ну и собственную фамилию, чтобы знать от кого записка.

Санька обрадовался! Он давно мечтал сидеть с Танькой. Ни на секунду не задумываясь, накарябал её имя и отдал записку Викторие Павловне.

– Что ж, – сказала, улыбаясь, она через некоторое время. – Теперь я вижу по вашим запискам, кто с кем сдружился и постараюсь всех рассадить так, как вы пожелали. Предупреждаю, это эксперимент, если такая «перестановка» отрицательно скажется на вашей успеваемости и поведении, то рассажу на своё усмотрение, – и она начала называть фамилии, кому с кем сесть. Когда прозвучала фамилия «Осина», сердце Саньки сладко заныло в предвкушении давней мечты. – Так, так, тут с Осиной не всё понятно, – забормотала Виктория Павловна.

«Что не понятно? – забеспокоился про себя Санька. Ясно же подписал: «Танька Осина. Саша Харитонов». Что не понятного?»

– …с ней хотят сидеть сразу два мальчика, – долетело до него как сквозь сон. – Это Харитонов Саша и… Лапиков Кирилл.

Саньку будто кто иглой кольнул под лопатку. «Кирилл?!» – не мог поверить тому, что услышал. Не найдя другого объяснения, решил, что друг специально решил сесть с Осиной, чтобы издеваться легче было. Санька рассердился не на шутку и, придав лицу грозное выражение, обернулся. Кирилл сидел с покрасневшими щеками. Поспешно отвернулся от друга, сделал вид, что смотрит в окно.

– Татьяна, выбирать тебе, – развела руками учительница.

«Правильно! – мысленно одобрил слова виктории Павловны Санька. – Пусть Танька сама выберет и, конечно, меня, не Кирилла же! Ха-ха, даже смешно подумать, что она его выберет…»

– Лапиков, – тихо, почти шёпотом произнесла Танька.

Этот едва слышный выдох показался Саньке громом, «ЛА-ПИ-КОВ!» – как будто прогремело над его головой.

– Значит, Кирилл? – удивлённо переспросила Виктория Павловна.

– Кирилл, – тихо, но уверенно повторила Танька.

«Как?!» – вскричал внутри себя Санька и во все глаза уставился на Осину.

На неё все смотрели, и ещё на Кирилла смотрели, потому что знали, как Лапиков «ненавидит» Осину.

А на Саньку никто не смотрел, потому что никто не знал, как Танька ему нравится, даже сама Танька этого не знала, ведь он молчал, всегда молчал.

Санька не стал спрашивать Кирилла, почему тот так поступил. Внутри застрял ком обиды, мешая дышать, не то, что говорить.

– Я специально её обзывал и обижал, чтобы она другим не понравилась, – признался Кирилл сам, когда они пошли домой. – Здорово придумал? – самодовольно заулыбался. – И девочки… они такие… их понимать надо, – добавил он загадочно.

Санька промолчал. Он привык молчать, да и сказать было нечего, потому что выяснилось – он ничего не понимал в девочках. Ничего. Ничегошеньки не понимал!

 

 

           Бусинки и Ниточка

 

Жили-были в одном Шкатулочном Королевстве пятьдесят три Бусинки-сестры, и была у них Застёжка-мама. Бусинки считались первыми красавицами в Королевстве. Прекраснее их никого не было. Они блестели и переливались перламутром на свету, заставляя всех, кто на них смотрел, восхищенно восклицать:

— Что за красавицы!

— Просто диво!

— Как они хороши!

— Просто блеск!

Но ни один житель Королевства не знал самого главного секрета Бусинок-сестрёнок и Застёжки-мамы. Все они прекрасно выглядели лишь потому, что были собраны вместе и нанизаны на скромную серую Ниточку, которую из-за блеска Бусинок никто не замечал. Ниточка таскала на себе сестрёнок, — не роптала на судьбу. Она думала: «Я серая, неприметная, если сниму с себя Бусинки, то жизнь станет ещё невыносимее, а так — бываю на балах, на разных праздниках. Хотя, обидно, что о моём существовании никто не догадывается».

В Шкатулочном Королевстве правил король — золотой Перстень. Его жена — золотая Цепочка и две дочери близняшки — золотые Серёжки были гордыми, неприступными зазнайками.

— Нельзя, чтобы к золотым особам приближался кто-то не драгоценный, это унижает нас, — говорила мать, золотая Цепочка, дочерям, золотым Серёжкам. — Как мало в нашем Королевстве благородных Украшений и как много Украшений-безделушек.

— Да, мамочка, — притворно вздыхали золотые дочки, — тяжело жить среди простеньких Украшений. Одно утешает — к нам на балы съезжаются только самые лучшие, самые достойные гости, которые не портят наше высокопробное происхождение.

В этом же Королевстве жил обычный парень Кулон, весёлый, не унывающий, несмотря на то, что был сделан из сплава простых металлов. Зато он имел сердце — маленький, красный камушек, «вкраплённый» в самую серединку. Кулон много путешествовал — повидал МИР за пределами Шкатулочного Королевства. Он  знал, что ЖИЗНЬ многообразна и не однократно пытался всем объяснить, что кроме Украшений в МИРЕ есть другие жители, например, Иголки и Нитки. Никто всерьёз не воспринимал рассказы Кулона: потешались над ним, смеялись, считали выдумщиком, болтуном. Однако Кулон на насмешки жителей внимания не обращал, — надеялся, что однажды найдётся тот, кто поверит ему и отправиться с ним в самое дальнее путешествие.

Серая Нитка, как только услышала о путешественнике Кулоне, начала мечтать: «Я тоже хочу странствовать, — готова уйти далеко-далеко за пределы Шкатулочного Королевства. Ах, пусть этот парень увидит меня, — сумеет разглядеть через пятьдесят три перламутровые Бусинки». Ниточка грезила о встрече с Кулоном, но бусинкам ничего не говорила — боялась разозлить. Она знала, как относятся сёстры к обыкновенным жителям Королевства, — те часто повторяли друг другу слова золотой Цепочки: «Общаться с простыми Украшениями ниже нашего достоинства!» Застёжка-мать поддакивала — поддерживала дочерей. Бусинки ужасно гордились тем, что им разрешали ходить на благородные балы, которые устраивали золотые дочери золотого короля.

И всё же однажды Ниточка набралась храбрости: попросила Застёжку-мать и сестёр-Бусинок позволить поговорить с Кулоном. Ей хотелось подробнее расспросить путешественника о том Королевстве, где проживают Иголки и Нитки.

— Никогда! — поджала губы Застёжка.

— Вот ещё! — отрезала первая Бусинка.

— И не думай! — вскричала следующая…

— Безобразие! — скорчила недовольную гримасу третья...

— Как ты смеешь?! — возмутилась четвёртая.

— В своём ли ты уме? — взвыла пятая…

И так каждая из пятидесяти трёх Бусинок высказывали своё мнение. С каждой новой фразой Ниточка то сжималась, то напрягалась: ей было больно слушать оскорбления тех, кого она на себе носила. Чем обиднее звучали слова, тем выше становилось напряжение, и вдруг на последней фразе пятьдесят третей Бусинки: «Ты — никто!» Ниточка взяла да порвалась, — Бусинки раскатились кто куда…

Застёжка-мать отвязала от себя две половинки Нитки, бросила на землю — пошла прочь в надежде, что кто-нибудь её подберёт, пусть даже не благородный. Но ни одно Украшение не нуждалось в заносчивой Застёжке. Так перестали существовать БУСЫ.

Несчастная порванная Ниточка лежала на дороге, по которой шёл в очередное путешествие Кулон. Он увидел её, раненую, — подбежал, схватил обе половинки на руки и радостно произнёс:

— Моя мечта сбылась — я нашёл свою Нитку!

— А я давно хотела сказать, что верю в твои рассказы о других Королевствах, — выдохнула обессиленно спасённая.

— Мы одно целое! — воскликнул Кулон. — Скрепил крепким узлом порванные концы Ниточки и привязал её к своему ушку.

— Теперь мои путешествия вместе с тобой, Ниточка, будут дальними и долгими.

— А ты покажешь мне то Королевство, где проживают похожие на меня жители?

— Да! Это процветающее Швейное Королевство. Там все: Нитки, Иголки, Ткани — живут в дружбе, мире и согласии. Это — твоя родина.

Ниточка счастливо засмеялась.

 

Идейные

 

***

– Командир пьяниц, генерал пропойц, король алкашей… – хрипловато зычно причитала Наташка, громко, но без эмоций, ровно, на одной ноте, будто молитву проговаривала.

Её глас хорошо был слышен в подъезде.

«Витька опять в стельку», – догадался я.

Вышел. Так и есть: Витёк лежал на асфальте ногами в луже и добродушно щерился, переводя взгляд с пасмурного неба на недружелюбный лик жёнушки.

Наташка – сдобная баба, к тому же рослая. Витька тоже высокий, но – дохляк. Слишком худощав и тонок. И сейчас, размякший от алкоголя, варёной нитью спагетти валялся в ногах благоверной. Наташка уже не причитала. Возвышаясь над ним, курила. Курила она со смаком, с аппетитом.

– Весь изгваздался в грязи, пьяная сссвинья, – с присвистом выдохнула порцию дыма вместе со словами.

Всегда удивлялся её способности говорить и курить одновременно.

– Не ругайся, роднулька, здоровье подорвёшь, а оно нам пригодится, – расслабленно произнёс Витька. Речь у него была внятная, складная, совсем не пьяная. Вообще, в нетрезвом состоянии он становился говорливым балагуром, не то, что трезвым – угрюмый молчун. Порой проходил, не здороваясь. – Ооо, Санчо, идейный ты наш. У меня сын тоже идейный. В кого, спрашивается? Смотрю на него иногда и думаю, мой ли он сын? Что скажешь?

– Простудишься, – сказал я.

А Наташка, дымно пыхнув: «Падла», со злостью пнула его в бок.

Витька, пробуя встать, рассыпался дробным дурашливым смехом.

– Помоги, братан, – трогательно, как ребёнок, протянул ко мне руки.

Времени было в обрез, поэтому рывком подняв зыбко-неустойчивого Витьку на ноги, прислонил к монолитной Наташке. Она только хыкнуть успела, – не давая ей возможности сформулировать претензию, ушёл быстрым шагом, почти убежал.

Я торопился в школу. В пакете – отрезки георгиевских ленточек. Это был незамысловатый сюрпризный момент для детей, продумать который наказал Яшка Угольников, давний друг. Он работал в школе учителем физики, был классным руководителем у семиклассников.

– В печёнках уже, – сказал он недавно, когда я в очередной раз завёл разговор о роли Новороссии,  об ополченцах Донбасса. – У меня с Ленкой проблемы. На грани развода, а ты «ЛНР, ДНР, слили, поддержали…». Я не такой политикан, как ты, совершенно аполитичен.

– Аполитичность не преграда для патриотичности, – живо возразил я, – хочу тебя расшевелить.

– Нет! – упёрся Яшка. – Меня бесполезно колыхать, лучше, валяй, приходи в пятницу на классный час к моим балбесам, излей душу – посей зёрна патриотизма, научи, как и за что надо Родину любить.

Похоже, он издевался, но я согласился.

***

Задумывал появиться перед школьниками солидно, представительно, однако звонок застал меня в фойе, ещё пришлось на вахте записываться в журнал и объяснять, зачем, к кому. В класс почти что вбежал, чувствуя, – вид не респектабельного взрослого человека, а опоздавшего на урок школяра. Это чувство настолько овладело мной, совсем как в детстве, что я, стесняясь смотреть на детей, сразу  ринулся к столу, из-за которого вставал непривычно строгий Яшка, вернее Яков Петрович.

– Оставляю одного, вмешиваться не буду, – шёпотом предупредил он и чинно вышел из класса. Даже не представил.

Я, наконец-то, рискнул посмотреть на детей. Класс мне показался единым организмом. Слегка настороженным. Он многоглазо сканировал меня. Мгновение держалась тишина. И мне, пользуясь этим затишьем, следовало начать говорить, но я медлил. И был наказан. Семиклассники быстро сделали вывод – ничего серьёзного, дядька – сапог.

– А скажите Фролову, пусть он тетрадь вернёт! – пронзительным металлическим голосом на всю аудиторию заявила девчушка с сиреневыми волосами.

Понимая, что следует вмешаться, я спросил:

– Кто Фролов?

– Он! – один из ребят ткнул пальцем в соседа.

– Вот Фролов, – закричал другой, хватая за плечи рослого подростка перед собой.

– Нет, это я Фролов! – закричал кудрявый пацанёнок, вихляво пританцовывая у парты и стуча себя в грудь.

– Мы Фроловы, – басовито хохоча, заявила два близнеца.

Как-то разом возник шум и гвалт. Я запаниковал, не зная, как призвать детей к порядку, а они меня игнорировали – уже бегали по классу, кто-то кого-то тряс за грудки, летали бумажные самолётики, противно хихикали девчонки и ломано гоготали ребята. Мой беспомощный голос: «Успокойтесь… имейте совесть… давайте побеседуем о Родине…. что по-вашему патриотизм? Да замолчите вы!» тонул в гвалте.

– Здрасссьте, дядь Саш.

Рядом со мной очутился худющий, почти прозрачный, мальчик.

– Ленька? – удивился я, узнав в нём сына Витьки. – Не знал, что твой классный Яш… Яков Петрович.

– Да, я… – начал он, глядя в сторону и вдруг, сорвавшись с места, прыгнул на спину долговязого подростка, который, присев и скрутив по длине георгиевскую ленточку, старался вдеть вместо шнурка в обувь. Ещё одну ленту он придавил подошвой, чтобы не отняли.

– Придурок! – выкрикнул Лёнька, толкнув рослого одноклассника и выдернув из-под его обуви ленту.

– Совсем взбрендил, сепаратист?

Лёнька яростно огрызнулся:

– Ты хоть знаешь, кто такие сепаратисты? Сначала значение слова посмотри, потом умничай. Хотя, сепаратистом лучше быть, чем нациком. Вот ты – нацик! Это точно.

– Дурень, почему это я нацик?

– Потому что они топчут и сжигают георгиевские ленточки и даже убивают тех, кто их носит…

Глядя на их ожесточённую перепалку, я был уверен, что долговязый наподдаёт Лёньке, но ничего подобного не произошло – Витькин сын, к большому моему удивлению, оказался авторитетным малым, несмотря на худобу и малый рост. Он отнял у долговязого оба отрезка и отдал другим ребятам.

А класс тем временем разошёлся не на шутку – гудел, шумел, громыхал…

– Вам надо сделать что-то сверхъестественное, чтобы они успокоились, – уверенным тоном посоветовал Лёнька, снова подскочив ко мне.

Нечто подобно я и сам уже подумывал, а Лёнькины слова подтолкнули к решительным действиям. Я влез на подоконник. Распахнул настежь окно и сделал стойку на руках.

 Класс не реагировал.

На выручку опять пришёл Витькин сын.

– Смотрите на этого придурка!

Его слова заставили меня затрястись в беззвучном смехе, отчего чуть не перевалился за оконный карниз, да и руки отекли, но я отчаянно удерживал себя в перевёрнутом состоянии, до тех пор, пока, все дети не скопились напротив окна.

– Марш по местам, – приказал я, принимая нормальное положение и шире распахивая окно, – если пикните ещё хоть раз, выброшусь на улицу. Записка «В моей смерти прошу винить седьмой «Г» лежит в кармане.

«Точно придурок» было написано на лицах детей, но, тем не менее, класс, посмеиваясь, растёкся по местам. Я спрыгнул с подоконника. Прикрыл окно.

– Тихо! – приказал Лёнька, уже немного важничая и воображая.

– И ты иди, сядь, – велел ему я. – Ребята, внимание! Сейчас начну пробуждать и укреплять в вас чувство патриотизма…

***

Домой я брёл опустошённый, размышляя о том, насколько нелегка работа учителей.

– Норм, – скупо сообщил Лёнька, догнав меня.

– Стойка на руках?

– Классный час.

– Ну да? Как-то не так… шумно было.

– Не расстраивайтесь, мы всегда такие. Мы не шумим, если учитель строгий или злой, правда, злым мсти… – он осёкся, увидев возле подъезда на скамейке отца.

 Витька спал, подтянув ходули к груди.

Лёнька огорчённо присел на краешек скамьи. Утопив подбородок в воротник куртки, уставился в землю. Только что бойкий и уверенный в себе паренёк стал тихим, подавленным. Неловкость и виноватость заполонили мою душу, будто я был причастен к неразумности его отца. Молча достал из кармана скрученную в жгутик ленту, которую оставил на всякий случай. Лёнька, слегка оживившись, схватил её и, просунув через петличку отцовской куртки, завязал кривым бантом.

– Алё, идейные, – раздался сверху зычный глас Наташки, – домой тащите короля алкашей, – перегнувшись через лоджию и нещадно пыхтя сигаретой, велела она.

Лёнька вновь нахмурился. Я догадался, о чём он думает. Захотелось поддержать какой-нибудь весомой фразой. Уже приготовился сказать: «Родителей, как и Родину не выбирают», но тут мимо носа пролетел брошенный  Наташкой окурок. «Что за… дура баба! И я хорош – важные слова хочу подать как фальшивку».

– Прохладно, да? – поёжившись, обратился я к Лёньке. – Как бы не простудился твой папка.

– Пофиг.

– Но мы же идейные. Так, Лёнь?

– Угу, – помедлив, согласился он.

– А идейные своих не бросают. Буди отца.