На календаре середина осени. Где-то с деревьев уже облетели листья, и природа приготовилась к зиме, а где-то ещё вовсю буйствуют яркие краски. Учебная пора в самом разгаре, да и сбор урожая тоже. И мы тоже соберём свой урожай осенних историй.

Подготовила Эльвира Смелик

 

 

Лада Кутузова. Отрывок из книги «Первое слово съела корова»

Иллюстрации Татьяны Сафоновой

 

За окном ярко светило солнце — и не скажешь, что середина осени. В такую погоду хочется гулять с утра до вечера, а не мучиться с домашними заданиями. Но Никите не повезло: весь воскресный день он делал уроки с мамой. Рядом вертелся старший брат Сашка и всячески отвлекал: то рожу состроит, то постарается задеть, проходя мимо. Его просто тянуло к Никите.

— Пушкин, — торжественно объявил Никита, — Александр Сергеевич, «Осень».

И начал читать с энтузиазмом в голосе:

Дни поздней осени бранят… э-э-э...

— Обыкновенно, — подсказала мама.

Сашка закатил глаза. Мол, даже стихотворение брат выучить не в состоянии, но Никита ничего не заметил.

Но мне она мила, читатель дорогой.

Красою тихою, блестящей…

— Блистающей, — поправила мама.

Никита посмотрел в окно — как же хочется на улицу. Сашка воспользовался моментом и показал язык. Никита в долгу не остался и высунул свой, а мама сразу же засекла.

— Стихотворение рассказывай, — возмутилась она, — а не то к папе пойдёшь.

Идти к папе Никита не хотел, но тот явился сам.

— А почему телевизор работает? — тут же оценил обстановку папа.

— Пап, — заволновался Никита, — кино идет.

— Никаких кино, — отрезал папа, — ступай в нашу комнату, чтобы не отвлекаться. Выучишь — приходи.

Никита отправился в родительскую спальню. Разлёгся на кровати и включил телевизор. Негромко, чтобы папа не услышал. Учить стихотворение совсем не хотелось. Он взял карандаш и что-то нарисовал в учебнике. Вскоре фильм закончился, и Никита вернулся в гостиную. Папа поставил табуретку на середину комнаты.

— Залезай.

Никита взгромоздился на неё и продолжил с умильной интонацией:

В ней много доброго… э-э-э…

— Слезай, — велел папа. — Недостоин ты на табуретке стоять.

Никита слез и ушёл повторять. Через пять минут возвратился, забрался на табуретку и закончил уже без всякого вдохновения:

Я нечто в ней нашёл мечтою своенравной.

Папа придираться не стал, что сын рассказал стихотворение с запинками, и Никита начал собирать портфель. Он протянул маме учебник по литературе и попросил:

— Сотри, пожалуйста.

Мама открыла книгу и увидела, что на странице со стихотворением нарисована корова, похожая на большую рогатую собаку. Рядом Никита приписал корова, чтобы никто не перепутал.

— Ник! — рассердилась она. — Надо уроки учить, а не рисовать картинки.

— Но я же выучил, — пожал он плечами.

Мама взяла ластик и попыталась стереть картинку. Ничего не выходило.

— Не получается! Теперь заставят новый учебник покупать, — расстроилась она. Да так сильно, что рассыпалась на тысячу маленьких мам. Никита и Сашка бросились ловить их, пока те не разбежались по квартире. Правда, Сашка ещё успел Никите подзатыльник отвесить, чтобы тот не выводил маму из себя. Но дать сдачу было некогда — одна из мам попыталась спрятаться за шторой.

— Прости, — извинился Никита, когда они с Сашкой собрали маму. — Только скучно просто так зубрить. Вот я и придумал, что это волшебная корова и она ест слова. Вот бы хорошо было, если бы она все стихи слопала!

Он убрал портфель. Затем прищурил глаз, согнул левую руку в локте и прижал кулак к правому плечу. Другую руку приподнял и выдвинул вперёд, обхватив воображаемое ружьё за ствол.

— Бабах! — закричал Никита и откинулся назад словно от отдачи. — Вот так бы я с Пушкиным поступил, — кровожадно заметил он. — Как тот самый… забыл.

— Дантес? — подсказала мама.

— Ага. Только я бы его за то, что он такие сложные стихи сочинял!

Мама заинтересовалась:

— А за что Дантес застрелил Пушкина, знаешь?

— Угу. Дантес в жену Пушкина чмок-чмок-чмок, — выразительно зашевелил губами Никита.

— Влюбился, — уточнила мама.

— Ага, — кивнул Никита. — А Пушкину это не понравилось, и он его на дуэль вызвал. А тот его убил. Хорошо, что убил, а то бы Пушкин ещё целую кучу стихов написал, а нам учить.

Корова из книги укоризненно посмотрела на Никиту, но мальчик не увидел.

Мама изумилась:

— Неужели тебе Пушкин совсем не нравится?

— Почему? — отмахнулся Никита. — Одно стихотворение нравится. «У Лукоморья дуб срубили, кота на мясо порубили». Дальше не знаю.

— Это тебя папа научил? — Мама не сомневалась в ответе.

— Ага, — радостно поддакнул мальчик.

Мама обхватила руками голову и застонала:

— Нет, чтобы нормальное стихотворение запомнить.

— А я помню, — обиделся Никита и продекламировал:

У Лукоморья дуб зелёный;

Златая цепь на дубе том…

И днём и ночью кот учёный

Всё ходит по цепи кругом, —

подхватил Сашка, не забыв добавить: — Я, вообще-то, это стихотворение не учил. Просто так запомнил.

— Ладно, — проворчала мама, — смотри свой телевизор. А не то я тебя, как Дантес Пушкина…

А сама подумала: «Бедный Пушкин!» И корова, нарисованная Никитой, была с ней абсолютно согласна.

 

Лариса Васкан. Отрывок из повести "Ангеле Божий"

 

     Середина ноября часто навевает на людей грустные мысли. Погода не радует. До Нового года далеко, на улице холодно, а снег не успевает украсить всё вокруг. Голые ветви чернеют на фоне пасмурного неба, и лишь изредка выдаётся более-менее солнечный и тёплый денёк.

     Именно в конце такого дня Лина и Маша наконец-то выбрались с Максимом и Ваней погулять в городском парке.

     Огромное оранжевое солнце висело низко над горизонтом и медленно готовилось к закату. Лине хотелось, чтобы оно не уходило как можно дольше и подарило ещё хоть капельку света и тепла замерзающей Земле…

     Ваня и Максим без умолку о чём-то болтали. Машка поддерживала разговор. Лина очнулась от своих мыслей и прислушалась. Ребята рассказывали о том, как они навещали в больнице Вовку Снегирёва.  А дело было так:

     Когда они зашли в двести вторую палату, то не обнаружили там своего одноклассника. Хорошо, что вся больница уже знала шустрого Снегурка.

– Он на дежурстве! – смеясь, сказала мама одного из малышей. – Рядом со своей дамой сердца!

     Максим и Ваня прошли дальше по коридору, и действительно, обнаружили Вовку рядом с дежурной медсестрой, которая сидела за своим столиком, и о чём-то спорила с надоедливым маленьким пациентом. Медсестра была молодая, высокая и крупная.

     – О, привет! – радостно воскликнул Вовка, увидев Максима и Ваню. – Знакомьтесь! – важно сказал он. – Это Галя! Моя будущая жена!

     Ребята засмеялись. Они разом представили себе, что если Галя встанет, то Вовка ей будет ровно по пояс!

– Подрасти ещё! – засмеялась Галя. – Заберите своего друга! – попросила она ребят. – А то у меня уже щёки от смеха болят!

– Я уйду, но я вернусь! – пообещал ей Вовка, посылая воздушный поцелуй. – И не смейся! Знаешь, какой я буду высоченный, когда вырасту! – проговорил он в прыжке, показывая рукой, каких гигантских размеров он скоро достигнет.

– Эх, Снегурок, жаль, что у тебя диета! – засмеялся Максим. – Мы бы тебе мешок морковки притащили! Грыз бы целыми днями, глядишь, и стал бы великаном!

– Грустно без Вовки! – сказала Лина, слушая рассказы ребят.

– Ничего, судя по всему, он идёт на поправку! – ответил Максим.

– Скоро вернётся в школу, опять никому скучать не даст! – улыбнулся Ваня.

– Поскорей бы уже! – сказала Машка. – В следующий раз наша с Линой очередь его навещать!

     Потом Ваня рассказывал о своей поездке к бабушке в деревню, а Лина шла и думала о том, какая она счастливая! Только в детстве можно так вот гулять, болтать с друзьями и не иметь серьёзных проблем и забот. Ей хотелось, чтобы время не шло так уж быстро, и они как можно дольше не взрослели.

 

Евгения Шапиро. Отпускаем лето

 

Собралась Осень к зверятам в лес идти, принарядилась: платье золотом разукрашено, багряный кокошник на голове. Рассветам дала поспать лишний час, чтобы отдохнули все после летних трудов. Пришла Осень, стала осматриваться, где зверята, рождённые в этом году? Думала, что сейчас познакомятся, ждала, что те к ней навстречу кинутся.

А на поляне задержавшееся Лето встретила. Зверята облепили со всех сторон красавицу в разноцветном сарафане: по бело-зелёному полю земляника в траве прячется, а вокруг хороводы ромашек с васильками.

Зайчонок лапами схватил подол сарафана, уши длинные опустил, глазом из-за них косит на Лето и приговаривает:

– Не уходи, Лето. Как мы без тебя останемся? Сколько себя с рождения помню, всегда ты рядом. Как без тебя жить?

Ёжик молча край сарафана на иголку наколол, чтобы удержать Лето. Белка рядом по веткам прыгала, поддержала зверят, затараторила:

– А вдруг зима будет холодная? Постой. Дай ещё грибочков прикоплю, чтобы дети голодными не остались.

Лето задержалось ещё на месяц ради милых зверят. Те рады.

А Осень увидела, как зверята за Лето цеплялись, и не представилась им, а делами занялась, тревожить всех не стала заботами, сама справлялась.

Только ночи опускались совсем холодные, а Лето в сарафане лёгком. Филин ночью прилетел, обнял пушистыми крыльями, согрел своим теплом, они до утра вместе со звёздами разговаривали. А утром счастливые зверята вокруг собрались, радуются, что уговорили Лето задержаться.

Лето совсем растерялось: зверят бросить не может, раз просили остаться. Но уж очень холодно по ночам, да после летнего творчества отдых требуется, чтобы на следующий год силы накопить. Не смогло Лето слёз сдержать.

Осень увидела, как Лето страдает, рассердилась, что звери только о себе думают, так холодными ветрами закрутила, те даже часть золотых листьев с деревьев снесли.

Звери в норы попрятались. И тут они свою оплошность поняли: всё время под солнцем веселились, а дом для Лета не построили – как же ей холода перенести? А их норки слишком малы, чтобы Лето в гости позвать. Собрались они на поляне и решили, что Лето надо отпустить.

Со слезами на глазах все прощались, потому что нелегко следующего года дождаться. И звери плачут, и Лето.

А Осени неловко – она свою работу отлично делала, а все даже её позолоте не обрадовались. Вот Осень всё дождями и занавесила, чтобы прощальных слёз зверят никто не увидел.

А зверята вот как попрощались, так сразу и стали снова ждать Лето.

Осень улыбнулась: зверята только Лето знают, любят и не представляют, что может быть что-то другое, потому и ждут. От улыбки Осени облака разбежались, солнце выглянуло, паутинки полетели.

 

Елена Арсенина. Капустная душа (сказка)

 

Урожай в этом году у фермеров - небывалый. За лесом усердно гудит техника: комбайны, трактора, грузовики. Шум машин не затихает ни днём, ни ночью. На краю фермерского поля одна за другой появляются капустные, морковные, картофельные горы. Не удержался Заяц от соблазна - стянул, что плохо лежало. Идёт с двумя тугими, хрусткими кочанами в лапах, песенку напевает: «Эх, капустка хороша…»

Вдруг из-за кустов мальчишка, с ружьём наперевес:

- Ну-ка, стой, не шевелись!

Заяц - ни живой, ни мёртвый. Только сердечко из груди рвётся: бумс-бумс. Глаза туда-сюда: тырк-тырк! В какую сторону податься?! А бежать некуда. По бокам колючие кусты, сзади люди, впереди мальчишка ружьишком поигрывает:

- Ага, попался, воришка лопоухий! Сейчас я тебя…

Заяц со страху глаза зажмурил, к самому худшему приготовился. Мальчишка опять: щёлк-щёлк и тишина. Что за дела такие?! Приоткрыл заяц сначала один глаз, потом другой… Э, ружьишко-то ненастоящее у мальчишки! А тот всё затвором щёлкает да приговаривает:

- Ух ты, какая бесстрашная, весёлая зверюга попалась! Скажи, ведь не поверят…

Успокоился Заяц. Пусть себе мальчуган позабавится. Разошёлся косой не на шутку. И так встанет, и эдак, мальчишку поддразнивает. Потом надоело ему, бочком фотоохотника обошёл и дал дёру.

Мальчишка смеётся, кричит вслед:

- Эй, лопоухий, капусту верни!

• Щас! Разбежался! Зря старался что ли…– Ухмыльнулся Заяц и такого стрекача задал – только его и видели.

 

 

Эльвира Смелик. Под оранжевым зонтом

 

 Людмила Сергеевна каждый свой урок начинала с вопроса. Заходила в кабинет, клала журнал на стол, обводила ряды учеников строгим взглядом и спрашивала:

- Все на месте?

И тогда кто-нибудь осведомленный с первых парт сообщал, примерно вот так:

- Иванова болеет, Сидоров на соревнованиях…

Но сегодня и хлипкая Иванова не болела, и здоровяк Сидоров ни в каких соревнованиях не участвовал, зато…

- Аньки Ладушкиной нет!

Людмила Сергеевна недовольно поморщилась.

- И кто знает, где она?

Все дружно пожали плечами (вроде как никто не знает), и только Паньшин, одиноко сидящий за своей последней партой у окна, негромко произнес:

- Я знаю.

И почему-то указал на это самое окно.

На Паньшина уставились удивленно. А Людмила Сергеевна - с негодованием. И только чересчур любопытная Иванова не стала тратить время на лишние жесты и гримасы, а сразу повернула свой длинный досужий носик в нужную сторону.

- Обалдеть!

Тут и все остальные повернулись.

- Во, Ладушкина дает! Ничего себе! Ну, Анька! – раздалось со всех сторон.

- Безобразие! – заключила Людмила Сергеевна.

Когда Анька вышла из дома, шел дождь. Мелкий, частый, вездесущий. Все вокруг настолько пропиталось влагой, что казалось, плачут не только низкие серые тучи, а и дома, и деревья, и мрачные прохожие, прячущие под капюшонами и зонтами свои угрюмые недовольные лица. А холодный ветер, тоже изрядно промокший и продрогший под дождем, злился и вредничал: хватал целые дождевые струи и, ловко извернувшись, швырял их под зонты, срывал капюшоны и неожиданно встряхивал ветки деревьев, сплошь увешанные тяжелыми прозрачными каплями.

А у Аньки было хорошее настроение. Даже несмотря на эту ужасную погоду. Даже несмотря на то, что впереди ее ожидали шесть уроков и классный час.

Анька беспечно выпорхнула из подъезда в курточке, цвета ясного безоблачного неба, угодила одной ногой в огромную, разливавшуюся возле крыльца лужу и открыла зонтик. Не черный, не темно-малиновый, не серо-зеленый, как у остальных, а ярко-оранжевый, похожий одновременно и на солнышко, и на пылающий костер, и на разделенный на дольки сладкий апельсин. А еще Анька подумала: «Ну, почему, почему, если осень и дождь, то обязательно все грустно и уныло! Бывают же и осенью чудесные яркие дни. Вот как вчера!»

От воспоминаний Аньке стало еще светлее и радостней, и она улыбнулась, а в ответ насмешливый ветер брызнул ей в лицо холодным отрезвляющим дождем.

Анька слизнула с губ мелкие капли. Дождь был свеж и нежен на вкус. И Анька показала ветру язык. А он, он…

Ветер на мгновенье затих, собираясь с силами, втянул побольше воздуха да ка-а-к дунул.

-Ух! – восторженно выдохнула Анька, отрываясь от земли. – ЗдОрово!

Она слегка наклонила зонтик, чтобы поймать в него еще больше ветра, и поднялась выше. А потом еще выше. Взмахивая свободной рукой, словно птица крылом.

Так она и летела. Над домами, над деревьями, над шоссе. По направлению к школе. Летела неторопливо, с достоинством, издалека привлекая взгляд. Тут-то ее и заметил Паньшин со своей парты у окна. А потом заметили и остальные и высыпали на улицу.

- Ладушкина! Немедленно приземляйся! – строго крикнула в небо Людмила Сергеевна.

- Хорошо! – ответила Анька (в общем-то, она была послушной девочкой) и приземлилась.

На крышу.

- Паньшин! – распорядилась Людмила Сергеевна. – Бегом в школу! Найди завхоза! Пусть принесет ключи от чердака!

И Паньшин (хотя вовсе и не был послушным мальчиком) быстренько заскакал по ступенькам крыльца и скрылся в дверях.

- Ну, знаешь, Ладушкина? – когда все уже находились в классе, укоризненно произнесла Людмила Сергеевна. – Можно ведь было хотя бы на крыльцо приземлиться! Что за нелепые идеи?

И она написала в Анькином дневнике замечание: «Летала на зонтике. Тем самым сорвала урок геометрии».

- Садись, Ладушкина!

Анька невозмутимо глянула на ярко красную надпись, забрала дневник и села. Только не за свою парту, третью в среднем ряду, а за последнюю у окна. К Паньшину.