Сезон потерял нюх.

Он не помнил, как оказался на той злополучной крыше. Помнил только запах мышиного помета, крутую металлическую лестницу и дикий визг малыша Заморыша, который кричал наверху.

Пробираясь среди обломков по чердаку дома, Сезон видел мелькнувшую тень, яркую вспышку, которая на секунду ослепила, и он почувствовал сильную боль за правым ухом.

Провал, размытые силуэты человека и тишина.

А потом это.

Сперва он не обратил внимания, что нет запахов. Когда нет сил даже на то, чтобы вылизаться, такая мелочь кажется пустяком. Но он не чуял даже своего кровного родного запаха. Пропал даже вкус собственной крови, которая капала на лапу из разодранного уха.

Лежа на заплесневелой от влажности и времени тряпке, он вытянул в обе стороны лапы так, чтобы чувствовать хотя бы свое тело. И тут произошло невероятное. Он почувствовал, как хрустнула одна его косточка, сразу отозвалась другая, секундой позже зазвенела третья. И вот уже все тело кота Сезона пело, отзываясь на каждую мысль определенной мелодией.

Она не звучала как обычная музыка в окружающем пространстве. Эта мелодия жила в каждой клеточке кошачьего тела. Приподняв в недоумении голову, Сезон огляделся.

Он был на крыше один. Заморыш давно сбежал, не позаботившись оповестить хвостатую гвардию, что их вожак валяется полумертвый, и ему может понадобиться помощь. Что ж, Сезон всегда был готов к такому исходу. И теперь его лапы ступают тихо, и никто не сможет его услышать, если только он сам этого не захочет.

Козырек крыши нависал над верхним пятым этажом, а сразу под ним был тонкий, но очень удобный ход, знал о котором только Сезон и его рыжая пассия Матильда. Однажды он привел ее сюда, показал, но строго запретил даже запоминать эту дорогу. Да и зачем ей память. Она создана не для этого. Она артистка, и в ее театре прогулки по крышам не приветствуются.

Он шагнул на шаткий желоб, тонкий металл запел звонко и пронзительно. Но в его песне Сезон услышал нотки поддержки и гордости, что такая высота не пугает настоящего героя.

Окно на балконе, где обитала Матильда, светилось ярким желтым огнем. Ажурная занавеска лишь чуть прикрывала внутреннее пространство, но все же можно было видеть, как этот жирный боров сидит в кресле, пьет пиво и пялится в этот чертов электроящик.

Конечно, что ему остается. Такие уроды только и умеют тратить время и силы на самоубийство. Нет, Сезон не такой. Ему не нужны никакие транквилизаторы. Он, конечно, не отказался бы сейчас от нескольких капель валерьянки. Но только для того, чтобы взбодрить себя и отыскать свою рыжую бестию.

Где она прячется? И от кого? От Сезона? Это подозрительно.

Нет, она не прячется. Она играет. Сезон почувствовал, как тихий аккорд оповестил его о приближении сначала тонкой струйки усов, потом левого уха, а там и всей обворожительной морды Матильды. Вот она, у стекла смотрит на него своими желтыми глазищами. Смотрит и молчит. Не шевельнет ни одним мускулом, ни усом, просто смотрит в окно на ночной город. И на него. Лишь левый желтый глаз косит в его сторону, да край нижней губы справа как будто приглашает его в новое приключение.

И грандиозный многоголосый звук, протяжный и переливающийся, раздается в ночной тишине. И черная шерсть встает на загривке дыбом. Сезон встает на задние лапы, упираясь передними в балконную дверь. Отступает на два шага, а потом бросается внутрь комнаты, прорываясь сквозь стекло как сквозь масло. Звон разбитого стекла оглушает толстое презренное животное, что еще топчется у кресла. А Сезон уже хватает Матильду и вместе с ней выпрыгивает обратно на балкон, встает на тонкую проволоку, что натянута под самой крышей, и как самый отъявленный головорез ведет свою избранницу, играя для нее слышную только ему и ей мелодию любви.

Матильда чувствует легкость во всем застоявшемся, разленившемся от вечного лежания теле. Слышит музыку и идет за ним, веря своему герою.

12.04.21