У подножия Мышиного Бога
извивалась, будто змейка, дорога,
и ни следа пешехода, ни шины,
лишь горошек вдоль тянулся мышиный,
и цепочки – сотен маленьких лапок.

Бог склонял большую голову на бок
и глядел мышиным глазом в пространство.
А земля цвела июньским убранством.
Улыбался Бог надтреснуто, ломко
суетящимся на поле потомкам.
Он не требовал ни лести, ни платы,
только ждал, как народятся мышата.

Всё во власти Бога, в каменной власти:
приведут к нему наивных, ушастых,
мол, бери того, кого пожелаешь.
Но душа его по-детски не злая:
помнил сам себя пугливым и глупым,
как сидел и носом горестно хлюпал,
как раздался голос: "Хочешь быть Богом?"
С той поры он передумал о многом.

Только сердцу тяжко: в камень зажато.
Но об этом пусть не знают мышата.