АНГЕЛЬСКОЕ ТЕРПЕНИЕ

 Однажды к сеструхе завалились пацаны из класса. Славик Качалов и Сидоров Игорёк. И  с ними незнакомый парень – новенький, видать. Такой шустрый, как веник в унитазе. Прыг в квартиру,  и с порога руку тянет:

–  Здоровчик! Я Сева. Ты Маша?

–  Я Да...

–  Ах, да. Да-да-даша. Сколько комнат? Фига се! А кухня там? Болеешь, что ль?

–  Нет, не болею, просто...

–  Есть чего похавать?

    Во деловой, думаю. А ребята ничего, лыбятся, будто так и надо. Кутька хвостом машет, радуется. А Дашка уже  посуду выставляет из буфета. Я батон достала и сгущенку, режу. Ну, ребята прошли, сели. И как пошел этот Сева анекдотики травить, все смеются-заливаются и чай пьют. А Кутька с нами, слушает, тоже улыбается, глазками умными всем в лица заглядывает да из-под стола потихоньку попрошайничает. Этот Сева ему то сахарку то печеньица, то сахарку то печеньица. Я и говорю:

-  Что ты даром его кормишь, так не интересно. Попроси лапу, пусть голос даст или на задних лапах попрыгает. Он у нас всё умеет! Ты его не бойся, от добрый.

-  А я и не боюсь, меня собаки не кусают. - заявил Сева. И давай Кутьку дрессировать.

-  Дай лапу! Другую. Лапу. Другую. А обе лапы?..

Пёс уже язык красной тряпкой на сторону свесил, и Сева даже поддел его пальцем:

-  Давай работай, сюлюнтяй! Ну-ка, попрыгай! Вкалывай давай, дармоедина!

Кутька-то старается,  все от смеха валяются, а Сева не даёт ему ничего, обманывает. Вот, думаю, не прав он, ой не прав. Дашка ему:

-   Не жухай, он...он тебя уважать не будет.

-  Чего-чего? Будет, еще как, куда он денется. Этот за сахар родину продаст. Смотри.

    Он зачерпнул чайную ложку сгущенки и Кутьке на нос полилась упругая струйка молока. Кутька стал смешно чмокая ловить, ловить, ловить сласть, да где там. Только весь перепачкался, и нос, и усы. Пришлось ему подлизывать, что на пол капнуло.

-  Это я называю по усам текло, а в рот не попало!

-  Все засмеялись, и Сева больше всех. Он облизал ложку и поболтал ею в стакане с чаем. И стало мне так муторно на душе, что хоть цветы выноси.

-  На, вытри ему мордаху. 

   Дашка протянула ему кухонное полотенце. Но Сева вместо этого повязал его Кутьке платочком:

-    У-ти, моя красавица! Я тебя своей Алёнушкой зову-у-у! Как прекрасна эта сказка наяву-у!

      Тут Кутя рыкнул, но не зло, мол кончай дурака валять. Он махнул лапой за ухо и  содрал полотенце. Хорошенько отряхнулся, проветрил уши,  мол, не нравятся мне  эти игры.

-  Зря ты так с ним,    –  сказала я, подняла полотенце, утёрла им Кутю и повесила на крючок.   –  Он не простая собака, он у нас член семьи, как меховой братишка.

-  Чё тут не понять. Избаловали да и всё. Собака место своё должна знать.

-  Он знает, –  сказала я, –  он в кресле спит.

-  Оно и видно. Ты еще его в постельку уложи, а сама иди на коврик. Он об тебя будет ноги вытирать, а ты ему котлеты вертеть и хвост расчесывать. Собака должна работать. Вот ты смотрела кино про пограничного пса Алого?

-  Неа.

-  А про Мухтара? 

-  Смотрела!

-  Ну вот и делай выводы. А ваш Кутька – тряпка. Спорим,  я могу что хошь с ним делать за сахар? Во, смотрите все.

    И он положил на Кутьку ногу. Тот и вправду, ничего. Только покосился удивленно. Но спорить не стал, а передвинулся под стол подальше, и, уронив голову на лапы, тяжело вздохнул.

     Ребята стали вспоминать фильмы про собак разные, прикидывать, какая порода лучше. Потом спор пошёл, кто умней: дельфин, немецкая овчарка или шимпанзе. Я сказала — дельфин. Дашка за обезьяну. Только Сева всё ёрзал и то и дело заглядывал под скатерть. А Дашка заглядывалась на Севу, потому что он симпотный парень, на Карела Готта похож, на Пражского соловья. Как он по телеку  запоёт, так Дашка со своей «Сменой» к экрану скорей, и давай пленку изводить: шёлк, щёлк, щёлк...

-  Эй, ты, на-на-на!    –  Сева крутил в пальцах кубик сахара у своей коленки. И конечно, наш Кутька тут как тут. Он забыл унижения, всё простил Севе и задвигал чёрным мокрым носом. Только он вылез, как тот хвать его за щёки! И давай в стороны туда-сюда тянуть-растягивать:

-  А я играю на гармошке у прохожих на виду-у-у!.. –  все так и покатились. И вправду, смешно. Но Кутя злобно огрызнулся и показал резцы. Чтобы Кутя зарычал!.. Наш тюфяк!.. И тут Сева снова  ловко замял конфликт, поспешно сунув Кутьке сахарку. Тот захрустел, благодушно виляя своим пышным веером.

-  Меня собаки не кусают, я ж говорю! –  Сева закинул нога на ногу, достал из кармана брюк сигареты и попросил пепельницу.

   И Дашка с этой пепельницей выдала ему такой обожающий взгляд, что ну я даже не знаю. Влюбилась, что ли? А дурачок наш бесхарактерный хрумкал, благодушно улыбаясь, будто ничего и не было, никаких неудовольствий от общения с этим странным гостем, с этим новеньким, с этим Севой. Другим ребятам она бы запретила тут курить, а ему всё пожалуйста! И этот туда же. Удивительно отходчивый. Ну, как так можно! Вот ведь, не охранник ну никакой ни разу, а игрушка какая-то плюшевая.

    А Сева начал рассказывать случаи из своей жизни.

-  У моего соседа по старой квартире был дог. Вот такущий! Свирепый до жути. Я один мог с ним справиться, водил гулять, кормил. Он хозяина собственного презирал, а меня уважал. Потому что он был тряпка, хозяин тот, а собака чует: раз её человек боится —всё! Такого обязательно укусит. А меня-то что кусать? Я себя уважаю во-первых. Самоуважение нужно проявлять. У меня бы собака по струночке ходила, и без команды пикнуть бы не смела. А это что такое?

     И он присел на корточки, ухватил мирно дремлющего Кутьку за ляжки, вытянул из-под стола, и давай его чесать вдоль и поперек. И уши, и шею, и лопатки, да так, что пса аж болтает в разные стороны! А Кутька прижался грудью к полу и косится недобро так, нехорошо, а в груди у него рокочет маленький Везувий. Ну сейчас что-то будет.

– Кутя!! Фу! –  сказала я. Все зароптали:

-  Всё, всё хватит!

-  Да не кусают меня собаки! Зырьте.

-  Сева  ухватил бедного Кутьку пятерней за мочку носа и задрал её вверх.

-   Та-а-к. Посмотрим прикус. Ме-ня со-ба... 

-   Сева, Сева, Сева!  –   успела крикнуть Дашка.

С хриплым  лаем, с  истошным кашлем Кутька прыгнул на Севу!   Мелькнули и клацнули зубы. Рукава – в клочья,  пальцы – в кровь, часы «Победа», слетели с ремешка. Все продолжалось секунду-две. Пёс отпрянул от нас в каком-то ужасе, нервно сглотнул и поплёлся, шатаясь, в отцов кабинет.

    Глубокие ямки, оставленные клыками, быстро заполнялись кровью, и она уже капала на пол. Сева поднял часы, потряс ими, приложил к уху, сунул в карман и молча уставился на свои трясущиеся руки.

– Всё сс…ыка, здец тебе. Гад. Я подам ща заяву. Усыпят в два счета.

Все молчали. Дашка зажала рот руками, застыла, выкатив глаза.

– Что?

–  Сев, ты дурак или как?! Тебе ж говорили: хорош, хватит! –  срывая хрустящую бумажку с бинта, загундосил Сидоров. –  У этого кобеля – я не знаю – терпение ангельское просто.

-  Только попробуй кому-нибудь вякни про Кутьку. Сиди тихо, понял? Дебил ты, Сева.

Я принесла аптечку. Славик мрачно буркнул:

-  Покажи, где что там у тебя? Я вот тоже всё думал-думал, ну когда же он тебя цапнет? Сейчас или потом отомстит? 

-  Больно как. Пальцы не слушаются. Чё терь делать? Делать мне ч..чё? – хныкал Сева.

-  Чё-чё, пошли в поликлинику, к матери моей, в процедурный. Она медсестра. Посмотрит.

    Ребята накинули куртки и пошли вниз по лестнице. А я дверь не закрыла, слушала, о чем они говорят. Ныл укушенный:

-  А он точно того, не бешеный?

А Игорёк ему:

-  Заткнись уже. Сам ты бешеный. Тебя в приличные дома нельзя пускать. Тебе сказано было три раза: это не собака! Это член семьи! Вот пришла бы, к примеру, Дашка к тебе, и твоему бы деду платочек на лысину повязала и «Аленушку» с выходом исполнила. Он б тоже озверел и кинулся. А она бы   побежала жаловаться?

-  Ну ты сравнил...

-  Незнакомая собака покусала, так и скажешь.

-  Сорок уколов делать, да?

   Они вышли из дома, я закрыла дверь и вернулась в кухню. Дашка замывала следы преступления.

На Кутьке не было лица.