Мы наотрез отказалась ехать в пионерский лагерь. 

     –  Надоело! – сказала Дашка. –  Ходить по жаре строем, вопить речевки, в столовке хлорной тряпкой лужи борща размазывать  –  фу! Да еще эта зарядка с утра пораньше. Ну уж нет. Я остаюсь в Москве.  Хм, это даже интересно, как тут в городе летом.

     Дашка на меня посмотрела с намеком, мол, ты со мной?

Есть у меня в запасе специальный жалостливый вой, для выпрашивания. Всегда срабатывает. Надо только скривиться, будто у тебя живот болит, и слезу пустить. Слезы в этом деле первое дело.

– Никуда я без Даши не поеду-у! С кем там дружить? Меня доводить начнут – а заступиться и некому. Я  скучать буду-у одна-а-а! 

–  Ладно тебе, –  сказала мама, – не реви. А что? Велосипед есть, лес и пруд рядом, читай себе загорай, красота! А вечером можно в кино. Но папа...Как он отнесется? Ведь лето не только для детей, нам с папой тоже отдых нужен.

- А ты спроси его: сможет ли он спокойно сидеть в кресле и смотреть свой футбол, потягивать пивко, когда мы, маленькие узники, шагаем  вокруг пыльного футбольного поля. По жаре. 

– Под барабан. - вставила я.

 –  Под ба-ра-бан! - Дашка положила мне на плечо руку. - Да гори он огнем, этот строевой смотр. Мы с Катюхой…в поход пойдем! На Истру. 

–  Ага! 

      И мама сдалась. И папу усмирила.

      И вот, все друзья наши разъехались кто куда. Район как вымер. Остались только те, кому деться некуда. Утром проснешься – в комнате солнышко, птички чирикают, красота! Бежать никуда не надо, кошка лезет обниматься, а по радио эстрадная программа. «На всех широтах», - несется из радиоприемника. Блинами пахнет. Это значит, мама в хорошем настроении Она орудует на кухне чапельником, и чугунные сковородочки ловко меняются местами на плите, подлетают вверх румяные блинчики, шлепаются на тарелку, и сегодня все будет просто класс! Поэтому, я и не тороплюсь вылезать из-под одеялки. Дождусь, когда вырастет большая блинная гора. А то проглотишь блин – и сидишь, ждешь, как у моря погоды, когда там следующий поспеет.

    Люблю я радио. Даже больше, чем телек. По радио «Лейся, песня», «Клуб знаменитых капитанов», «Радио няня», «В стране литературных героев» - представляй их себе, как хочется. По радио все герои у меня прекраснее получается, они живые! Сидишь себе, слушаешь, вяжешь что-нибудь или плетешь из проволочки. Хорошо.

–  Катрин, сгоняй за сметаной! – кричит мама.

–  Пусть Дашка сходит!

–  Дашку не допросишься. На Дашку где сядешь. Лети! Мигом.

   Так, кошка, прости. Иди, иди и иди в кресло. Прыг! Ноги в тапки, трузера, сарафан –  готова! Меня можно в космос запускать с такой скоростью одевания в скафандр, не то что в магазин. Папа засекал, семь секунд. И это не последний мой рекорд.

     Выкатываю велик во двор. Погода прелесть! Ни машин ни людей, езжай как хочешь, хоть змейкой по шоссе, хоть восьмерочками. 

   У магазина Мезенцева маячит. Двушки стреляет. А что делать? Ну не хватает бедному человеку на эскимо. Остается одно, побираться. 

    Это делается так. Ты нашел под ногами копейку.  Идет,  к примеру, тетенька. Нет, лучше дяденька.  Подходишь к нему  и говоришь: «Извините. У вас не найдется случайно двух копеек, позвонить? Автомат съел, а мне очень-очень нужно маме позвонить. Я ключи от дома потеряла».  И тут же получаешь двушку. Предположим, у тебя теперь три копейки – и это значит ура! Три копейки стоит билет, весь день можешь кататься на трамвае. Пять дяденек – уже десять копеек. А десять копеек - это эскимо на палочке плюс стакан газировки, но без сиропа. А добавим тетеньку - и уже с сиропом, за три копейки. А можно налить себе один сироп. Сироп льется первым. Желтый такой, густой, сладкий, и только потом вода.  Если убрать из-под струи  стакан, как вода потечет, готово. Один сироп. Такая сласть! Грушевый особенно... Бывает, попадется прохожий-зануда. Начнет спрашивать: кому звонить, зачем звонить, да что случилось, а давай я сам наберу твоей маме... Тут нужно сорвать что-нибудь поинтереснее. Или еще что придумать. 

  Мезенцева увидела меня издалека и побежала навстречу.

- Привет. Дай пять копеек.

- Привет Если останется. У меня только на сметану. 

- Ты что после магазина делаешь?

    Я почуяла веселое  дуновение в сердце, и  сразу узнала этот знак – предчувствие начинающихся приключений. 

- Куплю сметану - и гулять, а что? 

- Пошли промышлять?

- Это как?

- Так.  Грабить огороды, вот как. Все вокруг народное - все вокруг мое. За окружную поедем, в поля. Гони пять копеек.

    Мамины блины сразу отошли у меня на второй план. Я быстро купила сметану, авоську я пристроила на руль, и мы пошли за великом Мезенцевой. 

     На пути киоск "Мороженое". В киоске  работает мама Светки Аксеновой. У тети Тани острый нож, чтоб делить брикетики поровну.  Хрясь! И у нас в руках по половинке. Мы покупаем молочное за девять, с двух сторон - вафелька. Очень удобное мороженое. 

- Спасибо, теть Тань! 

     Идем, лижем, а оно тает. Только успевай, поворачивай, а то потечет. Но мы умеем с ним управляться, даже на жаре. Не маленькие.

- Промышлять попозже пойдем, как жара спадет. – говорит Меценцева, щурясь и облизываясь.

- Ага.

     У Мезенцевой велик смешной, "Кама", с маленькими колесами, и ногами ей приходится работать с дикой скоростью, чтоб меня догнать. Мы  долго гоняли и побывали везде. И вдруг я вспомнила про блины.

- Слушай, пошли есть блины? Хочешь?

- Блины? Хочу. Пошли! 

- Блин!!  А где сметана?

- На почте!

- Нет.

- В аптеке?

- Не-а. 

- У качелей!

- Да нет.

 Она сосредоточенно думала.

- Не помню.

- Я тоже.

- Может, по дороге выпала?

- Ну все. Бедная мама. Ждет там…Эх!

     Велики мы оставили в подъезде под лестницей. Васькина бабка как всегда на своем посту, присмотрит.

- Здороваться надо, цыганята этакие. 

 Но мы уже не слышим ее бурчания. Поднимаемся, входим, такие несчастные.

- Ну ты даешь, Катерина. Где тебя носит? 

- Мам, представляешь, мы сметану потеряли. Искали везде. И не нашли.

- Молодцы, что сказать. 

    Но Мама не ругалась, а только как-то хитренько посматривала. Она снова раскалила сковородки, смазала их половинкой луковки, и давай поливать их тестом. Запахло пре-аппе-тит-ней-ше! 

- Пожалте вам!

   Мы уселись на табуретки перед горкой кружевных блинчиков. Какие красивые! С верхнего блина стекало и капало на края голубой тарелки маслице. 

  А мама движением фокусника, с каким-то художественным  с поворотом, вдруг раз!.. И поставила перед моим носом банку сметаны. И воткнула в нее ложку, в самую середку.

- Лопайте!

- Как это?

- Да тетя Таня пошла на обед и занесла. 

Вот молодец тетя Таня! 

  Мезенцева не стесняется. Рубает за троих. Мама протянула ей полотенце, усы вытирать.

- Ты в Москве? Никуда не едешь? 

  Мезенцева мотнула хвостиком, энергично жуя:

- Бабка на работе, отец в командировке. А Райка, может, и не придет совсем. До семи я свободна. - она оттянула ключ на резинке, что болтался у нее на шее. - Во!

- Кто эта Райка? 

- Жена. Папкина. Она злая такая...Я с ними жить не хочу.

- Ясно. - сказала мама. - Ты ешь, ешь. 

- Ем, ем. Вкусно.  Мне с ними даже за стол противно садиться. Я стараюсь приходить домой попозже. А можно, теть Аль, Катя пойдет промышлять? Со мной?

- Как это? 

- Просто. Это  такая игра. Как прятки-догонялки плюс казаки-разбойники.

- Конечно, почему нет. Давайте доедайте и марш - гуляйте, промышляйте, дурака валяйте. Только в семь часов, чур, домой. Будем ужинать. Ты приходи тоже, обязательно. Одна не болтайся, мало ли что. У  нас диафильмы,  будем играть в цирк, в театр. Ладно?.. Катя, переоденься. Куда ты в юбке на велике? 

- Клевая у тебя мама, Катька. - вздохнула в лифте Мезенцева. Все разрешат, блинами кормит. Везет же некоторым.

   Я молчу и думаю, что да, действительно, везет же мне...