Жил да был обыкновенный калужский пятиклассник по имени Антошка. Однажды в конце декабря поехал он с родителями в Калужский бор кататься на лыжах. Машину оставили на автостоянке. Мама и папа у Антошки спортивные, впереди него на лыжах бежали. Сын за ними еле поспевал. То белку заметит, то заячьи следы распутывает, то огромной сосной заинтересуется. Остановится, задерёт голову и гадает, сколько веков этому исполину. Три, а, может быть, уже четыре?

Вдруг его внимание привлекли следы какого-то зверька. Таких следов Антошка ещё не встречал. Захотел он их сфотографировать, чтобы потом с папой обсудить, и сошёл с лыжни. Да вдруг под лыжами оказалась яма, присыпанная рыхлым снежком. Антошка провалился и больно стукнулся лбом о бревно, что поперёк ямы валялось.

От боли мальчик даже зажмурился. Чтобы не вскочила шишка, приложил он ко лбу горсть снега и подержал немного. Но лоб всё равно болел.

Делать нечего, выкарабкался Антошка из ямы. О невиданных следах он и думать забыл. Не до них: лыжи сломаны, и телефон в снегу еле отыскался. Отстегнул Антошка обломки лыж, взял под мышку те куски, что с креплениями, и, опираясь на палки, выбрался к лыжне. А родителей след простыл, и… Антошка зажмурился и снова открыл глаза. Так и есть! То есть – нет! Нет лыжни! Куда-то подевалась! Разве такое может быть?

Поспешил Антошка по целине в ту сторону, куда родители укатили. А направлялись они все вместе на автостоянку, потому что уже накатались и собирались в город возвращаться. Но вышел Антошка к какой-то незнакомой дороге. Ни машин, ни асфальта, ни светофора, ни ресторана. Совсем другое место. Куда ж он попал?

Там, где должен быть санаторий, вместо него обшарпанные ворота и деревянный забор. А у ворот стояли часовые в фашистской форме и с автоматами. Ну, как настоящие! Вот так попал! Похоже на съёмки военного фильма!

Вытащил Антошка из кармана телефон, чтобы маме позвонить, глянул, а на дисплее нет сети. Порылся он в настройках, но ни одной сети не обнаружил. Что за дела!

Вдруг услышал Антошка голоса и заметил невдалеке на дороге толпу людей. Толпа приближалась. Ну, точно, кино снимают! Жалких, бедно одетых людей подгоняли немецкие автоматчики. И так это выглядело натурально! Артистки, кто в стареньких тулупчиках, кто в шубейке, а то и ватнике, закутанные в шали, с таким ужасом жались друг к дружке! Дети, и те прекрасно играли. Вот мальчонка лет пяти красными озябшими ручонками вцепился в мамкин подол и огромными испуганными глазами смотрит на фрица. Антошка сделал классный снимок, потом другой.

И тут старый актёр, согнувшийся, якобы под тяжестью прожитых лет, приотстал, тяжело шаркая худыми валенками. Фриц что-то крикнул по-немецки и замахнулся на него прикладом. И Антошка успел щёлкнуть колоритную сценку. Всё! Теперь он заведёт свой аккаунт в Инстаграм – ему есть что показать! Как удачно он попал!

Поравнявшись с Антошкой, конвой направил толпу к воротам. Часовые пропустили их, распахнув ворота, а за забором оказались деревянные постройки. Всё это смахивало на санаторий, но только старинный. Классные декорации! Только где же киношники? Ну, там камера, режиссёр? Или это только репетиция?

Позабыв обо всём на свете, Антошка заскочил в ворота вслед за артистами. Его не прогнали, но часовые за его спиной закрыли ворота на засов. Ну, да ладно, родители без него не уедут. "Скажу, связи не было", – решил Антошка. Не каждый же день кино снимают!

Ни режиссёр, ни оператор с камерой так и не появились, а "фрицы" загнали "арестованных" в один из деревянных корпусов. И зачем они так зло артистов прикладами в спины толкали, какие-то немецкие слова выкрикивали, если никто их не снимал? Дверь закрыли, забили досками крест-накрест и на крыльце часового поставили.

И всё кино? Ничего не понятно. Может, теперь кино скрытой камерой снимают? Антошка огляделся, приплясывая в лыжных ботинках (мороз-то крепчал). Повсюду были разбросаны стреляные гильзы, какие-то обгорелые железяки, красной краской по снегу набрызганы следы крови. Выглядело всё очень натурально, будто тут только что закончился бой.

Антошка пробежался по территории, его никто не окрикнул, не прогнал. Всё было готово к съёмкам: и кони в конюшне, то есть в корпусе санатория, и фашистская техника: грузовик и два искорёженных мотоцикла. Два артиста в фашистской форме возились у грузовика, меняя пробитое колесо.

Тут до Антошки дошло: это же реконструкция освобождения Калуги в 1941 году! Как раз конец декабря! Теперь часто так разные исторические даты отмечают. Летом реконструировали Великое стояние на реке Угре. Воссоздали события 1480 года, когда войско Ивана III не пустило на Русь орды хана Ахмата. Тем самым был положен конец татаро-монгольскому игу. Серёжка Воробьёв ездил и потом целую неделю хвастался. Фоток наделал шикарных и такое рассказывал! Жаль, Антошка не попал, родители не в курсе были. Но вот теперь отыграется. Похоже, он тут самым первым зрителем оказался. Как вовремя он попал!

"Пока народу не набежало, надо немецкую технику пощёлкать", – решил Антошка. А заодно собрался он дяденек в фрицевской форме, что подле машин хлопотали, расспросить, где места для зрителей и когда основное представление начнётся.

И тут сзади часовой как закричит! Снова услышав немецкую речь, Антошка мгновенно обернулся, раскрыв рот. Часовой, грозя автоматом, прогонял запертых артистов от окон. И тут же дал короткую очередь поверх рам. Брызги мелких жёлтых щепок полетели веером в снег, в тёмных брёвнах остались светлые следы от пуль.

Антошка на мгновение застыл, вытаращив глаза. Затем он подлетел к водителям и спросил:

– Деденьки, это холостыми патронами стреляли?

Но ему никто не ответил. Ни один из двух артистов-водителей даже не посмотрел в его сторону. Они уже сменили колесо, а теперь подняли половинку капота грузовика, поставив её домиком, и что-то рассматривали внутри.

Тут из другого дома выскочил офицер в накинутой на плечи шинели и что-то крикнул часовому по-немецки. "Во, здорово! – захлебнулся от восторга Антошка. – Настоящих немцев пригласили!"

Часовой с грохотом закрыл ставни на окнах, а потом побежал в гараж и вернулся с тяжёлой канистрой. Он отвинтил крышку и размахнулся, чтобы облить дверь. Но офицер его остановил и что-то прокричал.

Антошка учил в школе английский и не мог разобрать немецкую речь. Но офицер жестикулировал, властно и так выразительно, что до мальчика дошёл смысл сказанного. Офицер запретил обливать дом бензином, потому что огонь может уничтожить все постройки и стоящую рядом технику. Он также несколько раз показал куда-то в чащу бора, где, как подумал Антошка, проходили главные события реконструкции. Оттуда доносились глухие звуки боя. Часовой поставил канистру на крыльце, принёс доски и стал прибивать их поверх ставень.

– Дяденьки, что здесь происходит? – закричал Антошка, что есть сил. Но его по-прежнему не замечали.

Мужчины обливали горячей водой радиатор и что-то в чреве машины. Над капотом клубился пар. Водители нервничали, спешили.

Мальчик настойчиво дёрнул одного из немцев за рукав. Если они не понимают по-русски, то пусть так и скажут – жестами, глазами, как угодно. Водитель лишь отдёрнул руку и удивлённо взглянул в Антошкину сторону, но как-то мимо него. Похоже, немец Антошку не видел. Странное дело. Куда ж он попал?

В трудную минуту надо позвонить родителям. Антошка достал телефон, но связи по-прежнему не было. Шёл четвёртый час, начинало смеркаться. И вдруг… Антошка протёр свободной рукой глаза… он обратил внимание на дату на главном экране: 1941-12-26. Мальчик уставился в телефон, пытаясь осмыслить произошедшее. Значит, это не съёмки фильма и не реконструкция! Это он провалился во времени, что ли? В 1941 год! Вот почему нет связи! Наши войска начали наступать на Калугу 25 декабря. Сегодня 26 декабря. Похоже, здесь был бой, и немцы санаторий назад отбили. До освобождения ещё четыре дня! Это им в школе рассказывали. Вот так попал!

Из-за Оки доносились звуки боя. Послышались команды офицера, по территории санатория забегали вооружённые немцы. Водители поспешно захлопнули капот машины, один из них сел за руль и включил двигатель, прислушиваясь. "Прогревает. Собираются сматываться, – догадался Антошка. – Наши наступают. И мне надо уносить ноги из фашистского логова".

Внезапно стрельнула догадка: во всём виновата та яма, в которую он провалился. Вот после неё всё и изменилось, он попал в это страшное время. Надо вернуться назад! Надо попробовать прыгнуть в неё ещё раз. Другого выхода он всё равно не видел.

Антошка рванул к воротам. Страшно захотелось домой. Сердце бешено колотилось в груди и подгоняло: "Скорее, скорее!"

Но вдруг пронзила новая мысль. Те люди, запертые в доме, обречены на гибель. Их действительно хотят сжечь, не понарошку, как в реконструкции, не на камеру, как в киносъёмках. Живьём сжечь! Лишить жизни женщин, стариков, детей! Как только подойдут наши и машина отъедет, часовой обольёт дом бензином и подожжёт. И никогда не увидят они мирной жизни, освобождённой Калуги! Ни тот старик в худых валенках, ни тот мальчонка с огромными испуганными глазёнками.

"Кто, как не я! – решил Антошка. – Уж попал, так хоть доброе дело сделаю".

Бросив лыжные палки и обломки лыж, Антошка вернулся, подобрал пустую канистру, что валялась у машины. На него по-прежнему никто не обращал внимания. На негнущихся ногах он пересёк двор и поменял на крыльце канистры. Никто во дворе, ни водители, ни часовой, стучавший молотком, не заметили летящей по воздуху канистры и подмены на крыльце. С тяжёлой канистрой мальчик что есть сил рванул к воротам, тихонько прошмыгнул в калитку и спрятал канистру в сугроб.

Антошка выскочил на дорогу. Теперь-то он её узнал. Это была та самая трасса и то самое место со светофором и автостоянкой, на которой они оставили машину. Только ничего этого он на старой дороге не увидел, как не увидел ни автобусных остановок, ни магазина, ни ресторана. На том же месте находился только санаторий, но выглядел он совсем иначе. Неудивительно, что Антошка его не сразу узнал.

Шоссе спускалось вниз, круче, чем обычно, и там, вдали мальчик увидел город, Калугу сорок первого. Ни дамбы, ни многоэтажек на горе, ни развязки у моста. Дорога вилась понизу. За ней в сумерках еле угадывалась улица Смоленская, на которой высился храм.

Бой приближался. Из санатория доносились крики немцев, тарахтели пулемёты или автоматы – Антошка в этом не разбирался. Вдруг совсем близко ухнуло, да так сильно, что мальчика отбросило, и он ударился затылком о сосну. Больше он ничего не видел.

Очнулся Антошка от того, что кто-то тряс его за плечо. Он с трудом разлепил веки. Над ним склонился папа, его лицо расплывалось. Из-за его плеча выглядывала мама.

– Как! И вы здесь! – пролепетал Антошка.

– Как же мы без тебя уедем! – хмыкнула мама, и видно было, что нервы у неё на пределе.

– Где ты был? – спросил папа.

– Я… здесь.

– Кто тебя избил?

– Никто. Это я так упал.

– Упал ты затылком о сосну. А что за ссадина на лбу? Это когда ты в окоп провалился?

– В какой окоп?

– Где ты лыжи сломал. Мы вернулись за тобой и нашли обломки твоих лыж в старом окопе.

– Так это был окоп! Вот, значит, почему я на войну попал!

– Он бредит! – вскрикнула мама. – Конечно, два удара по голове! Наверняка сотрясение мозга! – поставила она диагноз. – Его надо срочно в травмпункт!

– Нет, не надо! – взмолился Антошка.– Я домой хочу.

Антошка был просто счастлив, когда родители повезли его домой. Машина ехала по дамбе, по гладкому асфальту, и яркие фонари убегали назад по обеим сторонам дороги. Впереди сверкала огнями современная Калуга, Калуга мирного времени.

Однако то, что произошло с Антошкой в бору, не давало ему покоя. Надо было срочно с кем-то поделиться. С родителями нельзя – они чуть было его к врачу не повезли. Друзья засмеют. Оставалась только Ксюшка. Эта девчонка – свой парень. Всегда выслушает и всё поймёт, а другим не разболтает.

Но прежде чем с Ксюшей поделиться, Антошка всё-таки взял с неё честное слово, что никому не передаст. Так, на всякий случай. Рассказал он ей, что в бору с ним приключилось. Ксюшка и не думала над ним смеяться, а на следующий день принесла в школу зелёную книжку "О чём поведал Калужский бор".

– Это книжку написал бывший лесник Котов, – сказала Ксюша и раскрыла главу о Великой Отечественной войне. – Здесь написано, что 25 декабря 1941 года наши войска в ночном бою выбили немцев из детского санатория. Но 26 декабря под натиском превосходящих сил противника в середине дня оставили санаторий. Так что всё сходится.

– Ух, ты! Точно так!

– А вот ещё, – продолжала Ксюша. – В последние дни декабря сорок первого немцы, под натиском советских войск, готовясь к отступлению из Калуги через бор, провели в нём сплошную облаву. Более пятидесяти человек, в том числе стариков, женщин, детей, ими было заперто в одной из больших комнат подросткового санатория. Обречённые четверо суток ждали своей участи. Освобождены они были стремительной атакой из-за Оки… глубокой ночью с 29 на 30 декабря".

– Значит, их не сожгли! – Антошка радостно взъерошил вихры. – А почему?

– Так ты ж канистры подменил! – засмеялась Ксюша. – Как ещё объяснить!

– И правда! – обрадовался Антошка. – Как я удачно попал! Не зря, значит!