"Но помнят вещи памятью вещей..."
                И.Жданов "Вот умер человек"


    У нас был стол. У папы в кабинете. Стол был дубовый, массивный, с резными дверцами, с витыми медными ручками. В нем было  две тумбы. Он стоял вплотную к окну, фронтально и занимал треть комнаты. Он был такой большой, что помимо спящего летчика Морозова в обнимку с толстым псом Кутей на нем умещались: пепельница, лампа, с греющейся под ней кошкой Зульфиёй, стопка рукописей в пухлых папках с тесемками и еще оставалось место для ужина на четыре персоны. Персоны эти беспрерывно сменяли друг друга, как в ресторане.
   Кто за этим столом только не сидел. Говорят, что даже Горький сидел, Алексей Максимыч, пока не уехал на Капри.
   Лазить в стол запрещалось под страхом казни. Но я лазила. С трепетом и замиранием сердца извлекала на свет фотоаппарат, принадлежности для фотопечати, голубой перочинный ножик с эмалевым  изображением бегущей белой собаки, записные книжки.  От безделушек  отец быстро избавлялся. Всё в его кабинете было исключительно нужное, или необходимое для осуществления этого нужного.   
   В щелки и трещенки столешницы набиваись табачные крошки. Мне нравилось распрямить скрепку и вычищать их из морщин.  Сколько прекрасных напитков впитала его древесина красноречиво сообщали чуть заметные разводы. О, какие это были сорта!  Названия тех вин звучали как имена любимых, оставленных в чужих краях. Лидия, Мадам Клико, Изабелла...
   За этим столом решались судьбы начинающих поэтов и прозаиков, выносились приговоры графоманам, а так же подводились финансовые итоги  и рисовались карикатуры на нетерпеливых заимодавцев.
   Когда никого не было дома, мы, - я и все звери,- сидели на отцовском столе. Мы не включали света в сумерки. В темноте особенно хорошо видно прохожих внизу. Зульфия первая узнавала силуэт своего доброго хозяина, и мы срывались со стола и наперегонки спешили к входной двери, открывать.
   В коридоре вспыхивало электричество и резало с непривычки глаза.Как весело тащить на кухню полные авоськи со снедью! Тут уж каждый получал по куску, удовлетворялся желудочно и начинал благодарно урчать. Потом, уже сытые и довольные Кутя, Зуля и прочая мелочь пузатая возвращалась на свой наблюдательный пункт, на стол у окна.
   Как-то раз весной, когда весь мир обновляется, мама решила, что громоздкий и несовременный стол занимает слишком много места.И вскоре приехал какой-то никому не известный  киносценарист и увез наш стол на грузовике, а нам в подарок оставил ученический столик из ДСП, кочанов двадцать белокочанной капусты, и  живого петуха. "На закусь!" Комната стала сразу куцей и звери перебрались в кресла и на книжные полки.
   А петух наглый был такой, трубил подъем в три ночи. Днем его любимым делом было сидеть на двери и кататься туда-сюда, туда-сюда. Оттолкнется хвостом от стены, дверь пойдет, он едет,едет, едет,- тюк,- упрется клювом в косяк, наза-а-а-д. Очень продвинутый петух был, философ. Но на горшок мы его не научили ходить. Так он вниз  по двери и ...лил.
   Однажды весной он выбежал на балкон, издал победный вопль и спорхнул вниз. Вот кому-то счастье привалило! Я еще долго по утрам прислушивалась, не кукарекнет ли где? Да куда уж там. Попал наш петух, как кур во щи.
   Ой. Причем тут петух? Я про стол ведь говорила.
   Судьба стола мне неизвестна.
   Зато известна судьба того летчика, которому киносценарист перепродал стол. Он утопил в болоте казенный вертолет, на котором патрулировал лесное хозяйство. И дабы скрыть, что он охотился в заповеднике Лосиный Остров, хитро симулировал самовозгорание и спалил его. Его не посадили, но и не летал он больше уже.  Столько лет прошло, уж нет ни Кути с Зулей, ни мамы с папой. И дался он мне на старости лет. Нет бы раньше...
   Летчика я искала, чтоб выкупить стол.
   Если б я нашла его, - нет, летчик умер,-тот дубовый стол, я б его снова поставила у окна  и поселилась бы на нем.  С моим нежным котом Гламурчиком и Аввой - доброй-доброй и умной-преумной собакой.  Мы бы сидели втроем, бок-о-бок,  рядышком, и вглядывались в прохожих. А узнав в сумерках знакомый силуэт...