Подготовила Людмила Колесова

Гузалия Ариткулова (Гуля Риф) – Член Союза писателей Российской Федерации и РБ (Республика Башкортостан). Член Творческого объединения детских авторов России (ТО ДАР)

Родина – Башкортостан. Природа не просто красивая – великолепная! Тут и поля, и луга, и леса, и горы. Очень много озёр, рек и речушек.

 СП РФ и 

Детство. Оно было таким…
Детство. Лето.
За монету
в автомате газ-вода.
А на речке
есть местечко –
каждый день летим туда
шумной стайкой,
ловим майкой
зазевавшихся мальков.
С Ашкадара*
до базара
за пломбиром из лотков.
В «Пионере»**
на премьере
и тревожно, и смешно:
драки, шрамы,
танцы, храмы –
страсть индийского кино.
Все куплеты
перепеты
во дворе и у костра.
Детства лето,
где же, где ты?
Унесли тебя ветра.

*Ашкадар – одна из малых рек Башкортостана
**Пионер – кинотеатр в г. Стерлитамак

Рыбалка

Был такой набор: леска, поплавок, грузило, крючок. Родители один раз показали, как собирать – всё – азарт рыбака! Главное, найти хорошую палку, чтобы удилище было удобным. Впоследствии, во взрослой жизни, появилась зарисовка «Правильная уха».

Ягоды

Мама сидит среди пахучих трав, зажав коленями ведро, наполненное земляникой… «Оставьте меня здесь», – говорит она и смеётся…
Мамы давно нет.
Верю – её душа – ветер, колышущий ковыль на холмах.
Холмы притягательные. Бархатные.

Песни

Мама часто пела. Тихо. Красиво. У неё был прекрасный слух. Но тогда мне казалось – не правильно! Петь надо громко, чтобы все слышали. И я старалась! Особенно в хоре. За излишнее усердие меня вежливо попросили больше не приходить. Руководитель, дядька с баяном, напутствовал примерно так: «Не обижайся, голос есть, слух… пойдёт. Пой дальше… одна. И запомни, если в хоре, то ХОРОМ…»
Я ничего не поняла. Как так? Голос есть, а демонстрировать его нельзя…
Однако ничто хорошее не пропадает даром: внучка в меня! Поёт так, будь здоров! Слов не разобрать, главное – громко!

Сказки

Первым слушателем была сестрёнка. Я рассказывала, а она просила – ещё, ещё… Появилась целая серия о котах. Всё устно. Не записывала. Потом детям своим что-то сочиняла. Теперь внучка просит сказку на ночь. С ней интересно: она придумывает слово, я от него отталкиваюсь. Слова смешные, например, кикибока или пьюнь-пьюнь. По традиции – устно. Не записываю. Семейные сказки – бабочки-однодневки.

Учёба

В школе училась легко. Любимый предмет – литература. Нравилось писать сочинения. Их часто зачитывали перед классом. В подростковом периоде из меня посыпались стихи. Они так и сопровождают по жизни, но поэтом я себя не считаю.
Первая специальность – техник-технолог кожевенного производства. Во время учёбы один из преподавателей неоднократно советовал поступать в литературный институт. Думала, шутит…
Вторая специальность – воспитатель детского сада.
Третья – педагог дополнительного образования.

Работа

Много где трудилась, рассказывать долго. Кратко о последнем месте. Это дворец пионеров и школьников им. А.П.Гайдара. Была руководителем детско-юношеского литературного объединения. Именно там наиболее отчётливо увидела потенциал подрастающего поколения. Наши дети талантливы! Они хотят быть услышанными и участвовать в жизни общества. И это радует.

Литература

На мой взгляд, она на подъёме: всплеск высокой поэзии и добротной прозы. Но! Появилась такая тенденция: каждый третий считает себя писателем и каждый пятый «печатает собственную книгу», благо, технически это возможно. Графоманы развернули бурную деятельность и понесли низкосортное сочинительство в массы. Это формирует безвкусицу и принижает достоинство настоящей литературы. Вторая беда: наряду с прекрасными произведениями на полках магазинов много ширпотреба, пустой никчёмной писанины. И это читают дети! Беда…

Детские писатели – кудесники. Увлечь чтением современных детей непросто, вот и приходится кудесить-чудесить. Важно создать не просто динамичное, полное приключений произведение, а запрятать среди строк смыслы, постараться затронуть тонкие струны души, настроить на созидание, напомнить о милосердии и сострадании, заставить задуматься… широкий спектр. Без назидания.
Из классиков нравится Пушкин, Ершов, Твен, Носов и… это невозможно! Всех не перечислишь! Современники – та же история – если называть поимённо, получится длиннющий список.
По Носову выскажусь. «Приключения Незнайки и его друзей», «Незнайка в Солнечном городе», «Незнайка на луне» – думаю, один из самых грандиозных романов трилогий для детей, написанный в советское время. Изумительный сказочный мир! Душевный юмор. И кто бы мог подумать, что Носов, закинув удочку в фантастическое будущее, зацепит крючком нашу реальность.

Конкурсы

Кого как, а меня участие в различных литературных конкурсах подстёгивает и стимулирует. Рассуждаю так: проиграл – недоработал, выиграл – не спеши почивать на лаврах, бери новую высоту.
Из достигнутого можно выделить – дипломант второго международного литературного конкурса им. А. Толстого (Москва, 2007г), золотой и серебряный лауреат национальной литературной премии «Золотое перо Руси» в номинации «Самое лучшее произведение для детей» (Москва, 2008, 2009, 2010, 2016 гг.), призёр (второе место) Всероссийского конкурса-фестиваля «Хрустальный родник» (Орёл, 2013г), лауреат (третье место) четвёртого международного литературного конкурса на соискание премии имени Александра Куприна (Симферополь, 2017г), лауреат VI Международного конкурса им. С. Михалкова на лучшее художественное произведение для подростков (Москва, 2018г).
С 2019 года в силу жизненных обстоятельств ощутимо сбавила обороты: пишу мало, в конкурсах не участвую.
Так бывает.
Вдохновение, ау!

Книга – совместный труд писателя и издательского коллектива. Не чудо ли, отправляешь по элекронке файл, забитый буковками, и, при одобрении рукописи, получаешь взамен КНИГУ! С иллюстрациями! Живую!
Вот они, родные, авторские книги…
«Дедушкины сказки» («Китап», Уфа, 2009г).
«Близнецы в лопухах» («Китап», Уфа, 2014г).
«Равнение на Софулу» («Детская литература», Москва, 2018г).
«Пуговкин, зажигай!» («Китап», Уфа), 2019г).
«Мемуры нашего героя» («Пять четвертей», Москва, 2022г).
«Первым явился Тараска» («Пять четвертей», Москва, 2022г).

Люблю семью, юмор, смех, интересные книги, добрые новости, душевную компанию, творческий мандраж, предвкушение новизны, оптимизм, увлечённых людей, пунктуальность, минуты тишины, быть вдохновлённой, чувствовать себя молодой и окрылённой, хорошие песни, вообще, музыку во всём, особенно в созидании.

Желаю всем внутреннего равновесия, понимания себя и окружающих, жизнелюбия и счастья!

Городские зарисовки

Век чихотный
Пух куделью
стелет сухо.
Пух метелью
лезет в ухо.
В нос.
Щекотно.
Лепит лица…
Век чихотный.
Как не злиться?

***
Ночью вьюги дикарями
выли.
Утром снежными морями
плыли
с недосыпа, щурясь, фары
в холод.
Затянуло в круг Сансары
город.

Дней опавших пряный ворох
Во дворе циклоп фонарь
пьёт сиреневую хмарь.
Яростно на всю округу
молится заре пичуга.
Дворник, шаркая метлой,
разгребает листьев слой…
Слабым оттиском гравюры
две размытые фигуры
кутаются в дымку-плед.
«Молодняк… по двадцать лет», –
дворник с завистью и хмуро
думает, метя понуро
россыпь палевых монист.
Лист берёзы, липы лист…
Дней опавших пряный ворох –
всё ушло в шуршанье, в шорох.

Рассказ «Парка»
***

– Может, к лесопосадке пойдём? – предложил Ванька, затаптывая едва разгоревшийся огонь, – там костёр разведём. Вечно эта баба Дуся всем недовольна, дым к ней попадает, видите ли, а у себя в огороде мусор жжёт – ничего, нормуль, терпите, соседи.
– Далеко. Давай так съедим, – потряс упаковкой сосисок Санёк. – Домой я их точно не понесу. Мамка увидит, втык даст. Скажет: «Всё из дома тыришь».
– А не увидит, не заметит, что целая упаковка сосисок из холодильника испарилась? – резонно заметил Ванька.
– Если не застукает с ними в руках, запросто внушу, что мы эти сосиски вчера съели, а она забыла.
– И прокатит? – не поверил Ваня.
– Прокатит. Проверено.
– Странная у тебя мама.
– Нормальная мама, просто на работе устаёт. Ну что, распаковываю?
– А может всё-таки к лесопосадке? Представь… запечённые сосиски на костре, сочные, с поджаренной корочкой.
– Пошли! – сдался Санька, – у меня уже слюни потекли, только сначала дам две штуки Барбоске. Она давно ждёт.
– У Барбоски хозяева есть.
– У Зыкиных детей куча, а ты хочешь, чтобы Барбоску от пуза кормили, по ходу они её спецом на улицу выгоняют, чтобы еду себе добывала.
– Не уверен, что хозяева виноваты, просто Барбоска сама такая, из породы попрошаек. Ей хоть сколько дай, всё слопает.
– Проверял?
– Нет, – признался Ваня.
Санька, вскрыв упаковку, бросил две сосиски большой тощей собаке. Она проглотила, не жуя, и снова уставилась на мальчиков голодными глазами. Санька бросил ещё одну.
– Хватит! – выдернул из его рук упаковку Ваня.
– Не жмоть, тут ещё много.
– Много останется, если я понесу. Ты сейчас в эту ненасытную пасть всё перекидаешь. У тебя, Санёк, нет собаки, поэтому не знаешь, какие они проглоты. Кыш, кыш, – затопал Ваня ногами на Барбоску.
Собака отбежала на расстояние.
– Пошли, – развернул за плечи в нужном направлении Ваня Сашу, – и давай пока по одной съедим, а то терпеть невозможно, в животе урчит.
– Нет уж, – Санёк выхватил сосиски обратно, – сам сказал – запечём.

***
Вечером Саньке всё же влетело от матери. Не за сосиски. За ветровку. Сам он не заметил, а она увидела три прожжённые дырочки.
– Курил?
– Ты что?! – возмутился Санька, потому что не курил и поэтому почувствовал себя оскорблённым.
– Тогда откуда эти специфические дырочки?
– Почему специфические? – решил повалять дурака Санька, понимая, что «специфические» дырочки от искр костра.
Мама начала обшаривать карманы, потом понюхала ветровку.
– Сигаретами не пахнет, палёный запах какой-то, как будто не ты, а тебя курили.
– А я начал читать книгу, которую дедушка подарил.
– Ты мне зубы не заговаривай! Опять костёр разводили?
– Не здесь.
– Где?
– К посадке ходили.
– Ещё лучше.
– Что такого?
– Всё плохо. Отвратительно. Представь, от вашего костра загорелись бы деревья, от них огонь перекинулся бы на ближайшие от посадки дома, а многие из них деревянные – вот и готов крупномасштабный пожар.
– Почему, мам, в твоей голове всё, что я делаю, всегда заканчивается катастрофами? Все разводят костры, даже во дворе. Вон, баба Дуся мусор сжигает, дым ко всем в квартиру залетает.
– Мне плевать на бабу Дусю с её мусором. Вот что плохо, – потрясла мама ветровкой перед Санькиным носом, – снова новую покупать.
– Я не прошу.
– Не сыночек – чистый ангелочек, ничего не просит,… не надо просить, я не хочу, чтобы в меня тыкали пальцем и говорили, что мой сын одет как бродяга.
– Не начинай, мам, этих дырочек почти не видно. Только одна большая, и то сбоку, я буду локоть прижимать к этому месту. Да не парься ты, скоро зима.
– Зима через два месяца. Эээх, Саша… головная боль ты моя... В субботу съездим на крытый рынок, купим что-нибудь, сейчас сезонные скидки. И не дай бог, прожжёшь или порвёшь. Прибью!

***
Санька с Ванькой были коренными «партизанами», потому что с пелёнок жили на улице Партизанская, которой заканчивалась северная часть города. Санька относился к «городским партизанам», – у них была двухкомнатная квартира в девятиэтажном доме на чётной стороне улицы, а Ванька – «деревенский партизан», – их частный дом стоял на нечётной стороне. До перестройки все частные дома с чётной улицы снесли и вместо них понатыкали панельные девятиэтажки, а нечётную сторону перестроить не успели, потому что страна начала сама «перестраиваться» и ей стало не до какой-то Партизанской улицы.
Мама на лоджии вешала бельё. Курсируя вдоль верёвок туда и обратно, ворчала: «Не путайся под ногами», хотя Санька абсолютно ей не мешал: стоял тихо-смирно возле открытого окошка и смотрел на то, что творится у деревенских. Ему нравилось наблюдать за копошением людей во дворах. Жалко, Ванькин дом не попадал в обзор. Зато хорошо была видна деятельность неугомонной бабы Дуси и вечно хмельного плотника Ватрушки, дяди Васи Ватрушева. В его дворе валялась куча досок, и громоздился всякий хлам, а сарай, переделанный под мастерскую, никогда не закрывался и оттуда слышался пронзительный звук пилорамы. Если бы Ватрушка не был добрым и безотказным, соседи, особенно баба Дуся, давно бы его съели, но дядя Вася многое делал за просто так, например, собирал табуретки, столики, выпиливал флюгеры. У самого на крыше крутился парусник.
Одинокий Ватрушка хорошо общался с Зыкиными. Их дворы разъединяли непроходимые заросли вишни, на той же линии стоял в виде арки турник, дальше – заборный отрезок из штакетника, после которого – самодельные качели и огромная будка для Барбоски, которую соорудил Ватрушка. Получалось, Барбоска должна была следить за двумя дворами и служить двум хозяевам, но она чихать хотела на свои служебные обязанности и постоянно бродила по улице, выклянчивая у всякого еду. «Наверное, Ватрушка думает, что её кормят Зыкины, а Зыкины думают, что – Ватрушка. Плохо, когда два хозяина», – размышлял Санька и вдруг кое-что увидел.
– У Барбоски щенки, оказывается!
– Заняться нечем, за собаками следишь? На улице с ними не нагонялся?
– Я не гоняюсь с ними на улице.
– А с кем гоняешься?
–Ни с кем не гоняюсь. Просто хожу, с Ванькой.
– Знаю я твоё «просто хожу». Бедокуришь втихушу.
– Мам! Опять? Вечно ты из меня бедокура делаешь. Подожди-ка…
– Осторожно! – схватила мать Саньку за рубашку. – Не свешивайся так сильно. Смотреть страшно.
– Не упаду я. Там девочка за угол завернула, похожа на новенькую, которая недавно в наш дом переехала. Она в мой класс попала.
– В школе на новенькую не насмотрелся? С лоджии выворачиваешься.
Санька рассерженно захлопнул окошко и сел на табурет.
– Почему ты всё время ругаешься?
– Воспитываю.
– Не правильно воспитываешь.
– Научи.
– У меня должна появиться ответственность.
– Что-то новенькое. Продолжай.
– Надо взять… щенка, например. Вон, у Барбоски сколько их.
– Ещё чего!
– Он будет квартиру от воров охранять.
– К нам воры не залезут, по входной двери видно, воровать нечего.
– Ну, мааам.
– Саша, если бы я не видела Барбоску, может быть, согласилась бы. Но я знаю Барбоску.
– И что?
– Не хочу, чтобы миленький щенок превратился в худую оглоблю. Барбоска некрасивая и приставучая.
– Некрасивая, потому что худая, а худая от голода, а голодная, потому что щенков кормит.
– Саша, всё, тема закрыта.

***
– Камилла! – остановил Ванька новенькую. – Салфетки влажные есть?
Он и Санька стояли на школьном поле, через которое шла новенькая.
– Сейчас посмотрю, – остановившись, полезла в рюкзак Камилла.
– Зачем нам салфетки?! – зашептал яростно Санька, не понимая друга.
– Это повод остановить её. Видишь, ищет. Сейчас и она спросит, зачем нам салфетки. Быстро придумай.
– Вот, остались, – подошла Камилла, – а зачем тебе?
– Не мне, ему, – толкнул Ваня в плечо Саньку, – зачем тебе? – уставился шальными глазами.
– Эээ, ммм, – растерянно замялся Санька, – это… как его… повод, – вдруг решил признаться, ничего не придумав.
– Повод?
– Давно хотим с Ванькой тебя до дома проводить, а без повода глупо останавливать, вот и салфетки, – запутанно пояснил Санька.
– Я не поняла, неделю вы за моей спиной пыхтите, когда идём в школу и обратно, это не считается провожанием?
– Слушай, новенькая, мы тебя сегодня как джентльмены провожать собрались, вот предупредили официально, теперь рядом пойдём, а в те разы типа по пути было. Мы не виноваты, что ты, – кивнул Ваня на Саньку, – в одном доме с ним живёшь.
– Значит, салфетки могу убрать?
– Никому твои салфетки не нужны, могла сразу догадаться.
– Слишком сложная комбинация, – засмеялась Камилла, – не догадалась.
– Завтра в школу Санька твой рюкзак понесёт.
– Почему именно завтра? Сейчас нельзя?
– Наглая ты, новенькая, к тебе подкатить не успели как следует, уже портфели носи, – продолжал куражиться Ванька, смеша Камиллу.
– Завтра как раз много учебников брать, – обрадовалась она, – только ты без меня не уходи, – посмотрела на Саньку.
– Не опаздывай, – буркнул он. – Камилла! – крикнул уже вдогонку, – постарайся раньше выйти.
– Как получится.
– Ну, ты, Назаров, тормоз сегодня. Ни одного умного слова не сказал за всю дорогу, – накинулся Ваня на друга, лишь новенькая ушла. – Упарился её развлекать. Весь запас красноречия истратил.
– Когда мне умные слова вставлять, если ты как балаболка без передышки трындел?
– Это вместо спасибо? Между прочим, Камилла тебе нравится, а не мне,… кстати, новая парка у тебя зачётная. Выглядишь хорошо. Только не большая она тебе?
– Не большая. Эта парка – два в одном, рассчитана ещё и на зиму. Я меховую подстёжку убрал.
– А я подумал спецом на размер больше, чтобы качменом выглядеть, – хмыкнул Ваня.
– Дутый качмен, – засмеялся Санька.
– Вот же, неплохо пошутил, – обрадовался Ваня, – жаль, при новенькой молчал как пришибленный. Завтра исправляйся.
– Исправлюсь.

***
Утром Санька взял с собой три котлеты, которые ночью перепрятал из холодильника на лоджии.
– Молодец, что рано вышла, – не здороваясь, выдернул из рук Камиллы рюкзак, – идём быстрее.
– Куда мы бежим?
– К деревенским партизанам.
– Ничего не понимаю! Какие ещё деревенские? Если не объяснишь, никуда не пойду. Отдай рюкзак.
Санька, не останавливаясь, ответил:
– К Зыкиным.
– Кто это?
– Сейчас увидишь. У них Барбоска со щенками.
Новенькая, злясь на себя: «Связалась с ненормальным», без дальнейших расспросов прибавила шаг.
Дошли до дома Зыкиных. Санька достал котлеты.
– Барбоска, Барбоска, на, на, – приоткрыв калитку, позвал собаку. – Барбоска, на, – повторил, чуть подождав.
– Сейчас залает и хозяева выскочат, – заволновалась Камилла, – подумают, что мы воры.
– Не залает, она же не на цепи и, наверное, опять где-то ходит. Стой здесь. Я сбегаю, положу котлеты ей в конуру или сразу щенкам отдам.
– Только быстрее. И рюкзак мой оставь.
– Прямо какой-то драгоценный рюкзак у тебя. Так переживаешь за него. Вместо учебников бриллиантов туда натолкала?
– Книги – главное богатство, – отпарировала Камилла.
– Как предсказуемо, – скорчил ироничную физиономию Санька и, не давая возможности новенькой сказать хоть что-то, протараторил: – Я на пару сек, жди, держи свою драгоценность, – вернув рюкзак, исчез за калиткой.
Санька так часто смотрел во двор Зыкиных, что мог сориентироваться у них с закрытыми глазами. Будка находилась ближе к дому. Не успел до неё дойти, из дома вышел Бегемот. Так в школе звали Серёгу, самого старшего из пяти детей Зыкиных. Почему Бегемот, Санька не знал – Серёга не был ни толстяком, ни здоровяком. Вот ростом он превосходил многих сверстников и больше походил на жирафа. Учился Серёга в восьмом классе и втихаря покуривал. Санька часто видел его за домом на скрытом пятачке.
– Какого тут лазишь? – сразу начал наседать Бегемот.
– Барбоску покормить хотел, – миролюбиво произнёс Санька, показывая котлеты.
К ним подошли ещё два брата и сестра. Окружили Саньку.
– Это намёк, типа мы – нищета? – ехидно поинтересовался Серёга.
– Никакого намёка, – растерялся Санька.
Бегемот продолжал смотреть недобрым взглядом.
– Вали отсюда. Благодетель выискался.
– Может, затолкаем в него самого котлеты? – предложил Кирилл, ровесник Саньки. Он учился вместе с сестрой-двойняшкой Наташей в параллельном шестом «Г».
– Лучше мне отдайте, – попросил Димка, предпоследний отпрыск Зыкиных, – я хочу котлеты.
– Заткнись, – разъярился Серёга и влепил Димке подзатыльник, – не позорься, не клянчи еду.
– Я не клянчу, – захныкал Дима, – просто кушать хочу. Мне бутербродов не оставили.
– Меньше дрыхни. Кто успел, тот и съел.
– Не трогай его! – строго осадила Серёжу Наташа. – В садике покушаешь, – успокоила Димку. – А ты чего вытаращился на нас, мы тебе клоуны что ли? Застыл как столб, – перекинулась на Саньку, который, в самом деле, впал в ступор, испытывая неловкость из-за чужой семейной разборки. Словно подглядел что-то запретное.
– Ммм, – промычал, собираясь с мыслями: «Что я им плохого сделал? Напали на меня, будто вора поймали. Ещё котлеты эти… Куда бы их деть? И Барбоска как назло не во дворе. А щенки, интересно, где?». – Что я вам плохого сделал? – спросил у Наташи. – Набросились на меня как на вора или террориста. Смотрите внимательно, это не бомбы, а котлеты для Барбоски и щенков…
Серёга с Кириллом переглянулись.
– Кутёнков больше нет, – сказал Димка, ковыряясь в носу.
– Много болтаешь, – Наташа, схватив братика за руку, повела со двора. – Пошли быстрее, а то на завтрак опоздаешь.
– Куда щенки делись? – уставился Санька на Бегемота. – Вчера же бегали во дворе.
– Ты кто такой, вообще? Предъявляешь тут! – возмутился Бегемот.
– Прикинь, ещё и шпионит за нами, – подлил масла в огонь Кирилл.
Серёга, не вынимая рук из карманов, небрежно толкнул Саньку животом в плечо. Кирилл вдобавок пнул его по ногам. Санька, швырнув котлеты в сторону, толкнул Кирилла.
– Не хочешь уходить, вынесем. Хватай его за ноги, – велел Бегемот брату, выворачивая Саньке руку. Они вдвоём повалили его на землю и, схватив за руки и за ноги, поволокли со двора. Санька извивался. Братья, пыхтя, еле протащили его через калитку мимо изумлённой Камиллы и бросили на землю.
– Эй! – налетела на них Камилла и начала колотить каждого по очереди рюкзаком по спине.
– Камилла, оставь, – крикнул Санька, – да ну их, – вскочив на ноги, он начал торопливо снимать парку, чтобы отряхнуть её и рассмотреть на наличие дырок. «Лишь бы не порвалась…».
Камилла не унималась.
– Совсем с катушек съехали городские, – Кирилл, выхватив рюкзак, закинул его во двор Ватрушки, – размахалась тут, как каратистка нунчаками.
– Фьють, – присвистнул Бегемот, – а жениху твоему пофиг, он прикидом занят, – и они с Кириллом засмеялись, проследив за взглядом Камиллы, а она, не скрывая раздражения, смотрела на Саньку, который всё ещё проверял парку.
Братья, посмеиваясь, ушли.
– Я не поняла, что это было? – налетела Камилла на Саньку.
Тот уже начал одеваться. Парка не пострадала, и это радовало, – не хотелось огорчать маму.
– Сам не понял. Хотел как лучше, а получилась…
– По-дурацки! – взорвалась Камилла. – Я дерусь с пацанами, которые старше меня, а ты свою распрекрасную парку разглядываешь. Фу на тебя! С самого начала поняла, что нельзя с тобой связываться.
– Не злись, Камилл, – виновато пролепетал Санька, внезапно начиная осознавать, каким трусом только что выглядел в глазах новенькой.
– А где твой…
– Моя, как ты говоришь, «драгоценность», – издеваясь, перебила его Камилла, – улетела вооон туда, – махнула рукой в сторону Ватрушкиного двора.
– Сейчас принесу.
– Нет уж! Спокойнее самой… ещё на урок из-за тебя опоздала.
– Камилл, хватит дуться. Я понимаю, что выглядел… не очень правильно, но эта парка… мамка… блин, глупо так, я не жалуюсь, но… Короче, вот что я придумал, чтобы нам, то есть тебе, не влетело от Зинаиды Павловны, я внесу тебя в класс на руках. Скажем, что ты ногу подвернула.
– Ну, ты мегамозг. Гениально придумал. Давай, ещё весь класс смеяться над нами станет, скажут, что мы встречаемся.
– Ну и что?
– Всё, Назаров, отвали от меня.

***
Самое весёлое дело – заболеть на Новый год, когда хороводным настроением выплёскивается телевизор, чрезмерным восторгом наполнены все передачи, летят поздравления, а ты сидишь с насморком на диване, закутанный в старый плед и хмурые думы клубятся в температурной голове.
Саньку ничто не радовало, хотя поводов для радости было полно: неожиданно с севера приехал мамин младший брат, дядя Боря, большой и бородатый. Он наполнил квартиру басовитым смехом, привёз маме красивую шубу, – мамуля засияла ярче солнца и запорхала бабочкой при своих немалых килограммах. Дядя Боря пообещал пойти с Санькой на каникулах за велосипедом. Одна мечта почти сбылась. Тут ещё дедушка с бабушкой подарили новые коньки, как раз у старых ботинки стали маленькими, и Саньке приходилось поджимать в них пальцы.
Первому о коньках он сообщил Ване, и тот с нетерпением стал ждать Санькиного выздоровления. И хоккейная коробка ждала, поблёскивая льдом, но Санька хандрил. Причиной угрюмого настроения была отнюдь не болезнь, не высокая температура, – Камилла и Зыкины.
Случилось так, что новенькая после того злополучного дня попала вместе с Наташей в школьную сборную по баскетболу. Девочки сдружились. Потом Камилла начала общаться и с Наташиными братьями.
– Я думал, так только в кино бывает! – возмущённо удивился Ваня, когда узнал эту новость, – человек, который тебе нравится, подружился с твоими врагами.
– С чего ты взял, что они мои враги?
– Сам же рассказывал.
– Ты, Ванька, всегда слышишь только то, что хочешь, а остальное додумываешь. Я же объяснил – непонятки вышли между нами. Никакие они не враги, нормальные. Между прочим, я тут слежу за ними…
– Ты следишь за ними?!
– То есть не слежу, а так… когда на лоджии стою, вижу, что происходит у них… ты не правильно понял! – Саньку взорвал саркастический взгляд друга, – смотрю и вижу, хоть и ругаются они иногда, а вообще, дружные. И на меня внимания не обращают, как будто ничего и не было.
– Не знай, не знай… – недоверчиво протянул Ваня, – надеюсь, хоть Барбоску не подкармливаешь больше.
– При чём здесь Барбоска?
– Из-за этой собаки у тебя Камилла из-под носа уплыла. А может, они специально с ней общаться начали? Такая многоходовочка.
– Бред.
– Или Камилла назло тебе с ними подружилась.
– Не назло! – отрезал Санька, зная, Камилле интересно с Зыкиными. Он видел это со своего наблюдательно пункта.
Санька миллион раз давал себе обещание, больше не поглядывать, но ноги сами несли на лоджию. Вот и сейчас не заметил, как там оказался.
– Ты племяша на лоджии прописала? – шутя, спросил дядя Боря у мамы.
– Некогда мне! – мама в отчаянии махнула рукой, суетясь у праздничного стола. Они ждали гостей. – Саша, зайди, здесь сплошные сквозняки, – всё же не выдержав, выскочила к сыну.
– Я укутанный, – сказал Санька, прячась с головой в шерстяной плед.
Ему не хотелось уходить на самом интересном месте. Двор Ватрушки освещался яркими лампочками из открытой мастерской, оттуда же звучала музыка. Уже весёленькие дядя Вася и отец Зыкиных пробовали на макушку ели посадить звезду. Мама Зыкиных держала на руках самого младшего и давала указания, но звезда всё время падала. Димка хохотал. Барбоска путалась под ногами Серёги и Кирилла, которые обматывали ель гирляндой. На качелях стояли Наташа и Камилла.
«Даже Новый год ей разрешили с ними встречать», – обиженно подумал Санька. Однако он ошибся. Немного покачавшись и помахав зажженными бенгальскими огнями, Камилла убежала домой. Зыкины и дядя Вася ещё немного постояли во дворе Ватрушки. Мужчины несколько раз исчезали в мастерской. Потом дядя Вася, протянув оттуда длинный переходник, включил на ели гирлянду. Закрыл двери мастерской. Мама Зыкиных передала малыша Наташе и взрослые куда-то ушли. Детская компания чуть-чуть пожгла бенгальские огни и спряталась у себя в доме.
Санька ждал, но больше ничего интересного не происходило.
Он так увлёкся чужой жизнью, что не заметил, – в квартире стало шумно. Прибывали гости.
– Может, тебе отдельный столик здесь накрыть? – вышел к нему дядя Боря.
– Иду.
«Каждый Новый год похож на старый, – думал Санька, наблюдая за гостями, – одно и то же, одно и то же. Сейчас на горки пойдут».
– Пора на горки, – почти одновременно с его мыслями, предложила мама, – Дима, баян с собой возьми, – попросила старшего брата. Тот хорошо играл на баяне и на каждый праздник приносил его с собой.
– Подрыгаемся под частушки, – обрадовался дядя Боря. – Санька, теплее одевайся и с нами.
– Нет, нет, – запротестовала мама, – пусть дома сидит с… – поискала глазами, – с мамой.
– Почему это с мамой? – возмутилась бабушка, – я тоже на горки. Кто без меня частушки горланить будет? Вы же, молодёжь, больше трёх не вспомните, а я – кладезь. Саша один останется. Не маленький.
– Останусь, – охотно согласился Санька, – вы идите, горланьте и дрыгайтесь, – сказал и, не дожидаясь, пока все оденутся и уйдут, снова вышёл на лоджию.
У Зыкиных светилось окно. Через него Санька видел наряженную ёлку. Во дворе курил Серёга. Открыто. «Значит, родители у них ещё не вернулись. – Вышел Кирилл. Начал кому-то звонить. – Не Камилле, случайно? – Санькино сердце поскребла ревность. – Наверное, договариваются встретиться на горках». Серёжа докурил, и братья пошли со двора. Словно спрашивая: «Куда вы?», им вслед несколько раз тявкнула Барбоска. Свет в окне погас.
– Подождите! – криком остановила братьев Наташа, выскочив на крыльцо дома. Начала закрывать дверь.
Серёжа, вернувшись, что-то ей сказал. Наташа ответила. Они начали спорить. «Нельзя… очередь…», – услышал обрывки слов Санька, высунувшись в приоткрытое окошко. Наташа упрямилась. «Старше меня», – отчётливо громко произнесла. Сунув ключ Бегемоту, побежала к Кириллу, который уже вышел за калитку.
Серёжа остался стоять у дома. Санька почувствовал его напряжённое состояние: противоречие между желанием уйти и ответственностью старшего. «Пойдёт, не пойдёт?», – гадал Санька. Бегемот сначала нерешительно, потом быстрым шагом пошёл со двора.
Санька покинул место наблюдения. Сел на диван. Включил телевизор. Смотрел на экран, но не воспринимал того, что показывали. Его воображение рисовало, как Камилла пришла с родителями в ледяной городок, встретилась там с Зыкиными, и они побежали кататься на горках. «Пойду спать», – Санька пошёл в спальню. Лёг. Попробовал уснуть. Вдруг вскочил.
– Тюлень я! – рассердился на себя вслух.
«Как встретишь Новый год, так и проведёшь. Все веселятся, а я кисну. Надо на горки! – схватил сотовый, нашёл «мама»… – на кухне зазвучала мелодия её мобильного. – Как всегда, дома оставила. Да что я названиваю? Оденусь теплее и пойду к ним. Заодно Барбоске косточек подкину, пока Зыкиных нет. Пусть собачка празднует Новый год…»

***
«Надо было старый пуховик надеть, – подумал запоздало Санька, пройдя несколько метров от подъезда. – Холодновато и в новой парке не покатаешься, мамка ныть будет: «Не порви, не порви…». Ладно, не буду кататься, просто постою или подрыгаюсь с дядей Борей под бабушкины частушки. Фу, что за запах? – с деревенской стороны тянуло дымом. – Опять баба Дуся что-то жжёт. Наверное, старые вещи какие-нибудь, чтобы в Новый год не перетаскивать. Или кто-то баню затопил. Примета же есть, ходить в баню под Новый год, хотя… уже поздно мыться, наступил… у Зыкиных ёлка так ярко… огонь… дым из форточки, это же настоящий огонь!».
– Пожар! – завопил Санька, вбегая во двор, – Барбоска! Ты где? – в ответ – тишина, только тихое потрескивание внутри дома и чёрный жуткий дым из форточки. Деревенские партизаны словно вымерли: никто не выбежал, не закричал, не прибежал. У Ватрушки продолжала весело маячить огоньками ель. – Пожар! Пожал! Люди! – до хрипоты начал орать Санька, лихорадочно соображая, что же делать. Где-то, припозднившись, забрехала собака. Её лай подхватила другая…
– Деревня! – завопил кто-то из Санькиного дома, – вы же горите!
– Пожар!
– Смотрите, дом горит!
«Наконец-то, увидели. Пожарных сами вызовут, я должен попасть внутрь, там Димка и малыш. Через форточку не пролезу, и горит с этой стороны, надо разбить окно с другой части дома. Чем разбить? У Ватрушки… – Санька перебежал через арку-турник к соседу. Схватил доску. – Парка! Снять. Мамка прибьёт, если испорчу, – судорожно теребя молнию, которая в самый неподходящий момент заела, стянул парку через голову и бросил её на качели.
– Бедааа, – запричитала баба Дуся за забором, – горе-то… – нервно топталась, не рискуя войти внутрь, – доигрались, бандиты проклятые, – обрушилась на Саньку, – таки устроили пожар…
– Люди, горим! – завопила ещё одна подбежавшая соседка.
Собиралась толпа. Санька на них внимания не обращал: протащив доску по двору, поволок её вдоль правой стены дома. Остановившись возле окна, ударил по стеклу. Оно со звоном разбилось. «Хорошо, хоть не двойное, – отметил про себя, тыкая доской и пробуя освободить раму от осколков, – хватит… пролезу».
Он попал на кухню. Его сразу окутал дым, затруднив дыхание. Глаза заслезились. Захотелось выбраться обратно на улицу. «Найти Димку и малыша! – приказал себе Санька. Сняв свитер, обильно смочил его под краном и обмотал голову, оставив щёлку для глаз. Он услышал плач из закрытой противоположенной комнаты. – Вот он какой, настоящий пожар», – вскользь подумал, пробегая мимо пыхающего жаром помещения. Страх куда-то исчез. Толкнул прокоптившуюся, но пока ещё не охваченную пламенем дверь. Внутрь вместе с ним рванули клубы дыма. Санька ударился об угол стоящего у входа стола, дальше стоял разложенный диван, напротив – громадная двухъярусная кровать. Комната делилась шкафами на две части. Рёв слышался из глубины, из-за шкафов. Пробежав туда, увидел ребёнка. Тот стоял в кроватке и выл.
– Где Димка? – освободив от свитера рот, спросил его Санька и выгреб из кроватки.
Ребёнок, вцепившись в него, судорожно задышал. «Я совсем ку-ку, – посмеялся над собой Санька, пробуя этим придать себе больше решимости, – с лялькой разговариваю». Малыш закашлялся. Сдёрнув покрывало с кресла, Санька начал заворачивать мальчика. Старался укутать голову. Ребёнок сопротивлялся, но что-то объяснять ему и успокаивать, не было времени. Неумело кое-как замотав его, побежал обратно, покашливая и выкрикивая на ходу:
– Димка! Димка! Димка! Не прячься! Выходи! – Тот не откликался. «Может он в шкафу?». Санька, еле удерживая орущего ребёнка, вернулся, распахнул дверцы. – Дима! – позвал. «Он не здесь». – Сейчас, сейчас, – потащил страшно дышащего урывками малыша к разбитому окну.
Прожорливое пламя ползло по стенам уже в разных направлениях. Стало ещё жарче и дымнее. Санька донёс малыша до кухни, которая, на их счастье, ещё не поддалась огню. Не заботясь о том, что ребёнка карябают оставшиеся в раме осколки, еле-еле вытолкал его наружу. Тот выталкиваться не хотел, цеплялся за спасителя. Надрывно плакал.
Только выбросив наружу орущего ребёнка, сообразил: «Окно-то можно было открыть! У меня тупняк от дыма», – размотал свитер, включил на всю катушку кран, сунул под упругую струю голову. Намочив свитер, снова обмотался им. Оставив кран открытым, побежал к двери, которая находилась между обгоревшей комнатой и той, из которой он вытащил малыша. На Саньку напало безрассудство: «Буду искать, пока не найду!» Страх не просто притупился, совершенно выветрился из него. Разбежавшись, толкнул дверь. Та была не заперта. Он влетел в ванную комнату и, не сумев притормозить, буквально доехал по мокрому полу до кабины душевой. Больно ударился плечом о край. Дверь ванной комнаты, стукнувшись ручкой о стену, вернулась обратно, захлопнулась. На поддоне душевой сидел Димка с вытаращенными глазами и, держа в руках душ, направлял его в сторону двери.
– Хорошо спрятался, – похвалил его Санька, сдёрнув с головы свитер. Он удивился сообразительности мальчика. – Надо было брата с собой взять.
– Он умер? – ещё больше округлились глаза мальчика. Его лицо стало белым.
– Вышел на улицу.
– Алёша ходить не умеет.
– Зато летает хорошо, – неумело пошутил Санька и тут же поругал себя: «Дебил». – Идём отсюда, – схватив Диму за запястье, с силой потянул на себя. Тот не сопротивлялся. – Сейчас побежим быстро-быстро. Руку не выдёргивай, понял? – глядя в расширенные глаза, как можно спокойнее сказал Санька. – Понял? – повторил, проверяя реакцию мальчика.
– А на нас крыша не упадёт? – спросил Дима.
– До крыши огонь не дошёл ещё, – уверенно сказал Санька, мысленно содрогнувшись от заданного вопроса. «Продвинутый мальчик. Нам кранты, если крыша упадёт». – Побежим быстро, – ещё раз сказал Димке. – Рванул дверь на себя и тут же захлопнул. И даже защёлкнул замочек для верности.
За пределами ванной комнаты бушевало пламя.
Санька собрал всю волю в кулак, чтобы не показать Димке дикий страх, который всё-таки добрался до сердца и заставил его онеметь.
– Давай лучше через окно вылезем, – предложил Димка, отодвинув ширму рядом с душевой. Там прятался унитаз и над ним – окошко!
Становилось невыносимо душно, дымно – огонь начал подъедать дверь.
– А чего тут сидел, не вылез?
– Алёшку нельзя одного оставлять.
– Ммм, – не нашёлся, что ответить Санька. Нервно сглотнул слюну. – Лезь первым, – скомандовал, встав на унитаз и открыв окошко.
Подсадил Димку, подтолкнул. Худенький мальчуган, извиваясь ужом, скользнул вниз. Санька подтянулся, лёг грудью на широкий выступ, но, сунувшись головой в окошко, понял – не пролезет. На земле нетерпеливо прыгал Димка, давая указания:
– Плечо суй…
– С другой стороны дома ищи Алёшку! – велел Санька и спрыгнул на пол.
Огонь просочился внутрь. На него зашипела расползшаяся по полу вода. Санька начал лихорадочно сдёргивать с вешалки халаты, полотенца, бросал их в лужу. Самый большой халат обильно полил душем. Всю мокрую массу навалил на себя, укутал голову и, взяв ориентир на прогоревшую комнату, с мыслями «Надеюсь, дверь там сгорела и я проскочу», путаясь в полах большого махрового халата, ринулся в пекло.

***
В больнице, куда Саньку увезли на «Скорой», он провёл не больше часа. Врач, осматривая его, изумлённо качал головой:
– Говоришь, прямо сквозь огонь пробежал?
– Да, – в сотый раз отвечал Санька, устав от расспросов. Смотрел не в глаза врача, а на его межбровную складку, короткую, но глубокую, похожую на зарубку.
– Заговорённый. Прошёл через огонь и хоть бы хны, – сомневаясь в достоверности рассказа, произнёс врач. – Страшно было?
– В конце испугался. А сначала, вообще, казалось – не я там бегаю, а какой-то компьютерный герой, как в игре.
– В голове не укладывается, – на одной ноте тянул врач, – не могу поверить.
– Как хотите.
– У тебя должны быть симптомы отравления дымом, угарным газом.
Санька пожал плечами.
– Я не виноват, что у меня нет симптомов.
– Значит, не тошнит?
– Нет.
– В горле першит? Голова болит?
– До пожара и голова болела, и в горле першило, ещё насморк был, а теперь всё прошло.
– Издеваешься? – вздохнул устало врач.
– Делать мне нечего, – возмутился Санька, – сижу тут мокрая курица и издеваюсь. Вообще, я не просился к вам. Меня в «Скорую» затолкали, когда из горящего дома выбежал.
– Вот это и странно. Сколько ты находился в дыму?
Санька вкратце повторил рассказ.
– Ты – феномен. Быть тебе по жизни счастливым. Думаю, этот Новый год запомнишь на всю жизнь. Царапины твои обработал. Глубоких ран нет. Ушиб на плече заживёт. Иди.
– А Зыкины где? Один совсем ребёночек. Дима и Алёша. Зыкины.
– Те, кого ты через окошки покидал? – иронично поинтересовался врач.
– Да. Где они?
– Понятия не имею. К нам не поступали. Иди к маме.
– Она здесь?
– Сам дал номер фельдшеру.
– Ах, да. До свидания.
В коридоре стояла мама. Была непривычно собранной. Не плакала. Вела себя так, словно сын каждый день входил в огонь и выходил обратно. Сейчас говорила по телефону. Увидев Саньку, кому-то буркнула: «Потом». Глубоко вдохнув, задержала дыхание – верный признак внутреннего потрясения.
– Сааааша, – выдохнула, – ты как? Ожоги обработали? Сильные? Где врач? Почему не вышел?
– Мам, успокойся. Нет ожогов. Нет температуры. Я – Александр огнеупорный.
– Нет температуры? – с глупым лицом переспросила мама. – Постой-ка, – размашистым решительным шагом пошла в кабинет врача.
– Уф, – сел Санька на кушетку.
– Представляешь, он не считает тебя пострадавшим. Я поняла, он нам не верит! – звенящим натянутым голосом начала возмущаться мама, выйдя из кабинета.
– Женщина, тише, – шикнула на неё дежурная медсестра, – не на базаре.
– Пойдём, Саша. Не могу больше здесь находиться, – с оскорблённым видом мама пошла по коридору.
На улице их встретила толпа гостей. Все наперебой начали задавать вопросы.
– Пресс-конференция будет дома, – ответил за Саньку дядя Боря, усаживая племянника в такси.
Когда приехали домой и поднялись на свой этаж, все увидели Санькину парку, подвешенную на дверную ручку.
– Самостоятельная, – пошутил дед, – сама вернулась.
Никто не засмеялся.
– Я её оставил на улице, чтобы не испортить, – пояснил Санька, виновато глядя на маму.
Мама, взяв парку в руки, вдруг судорожно всхлипнула, – уткнувшись в неё, зарыдала.
Из капюшона выпали влажные салфетки.