1 июня – ДЕНЬ ЗАЩИТЫ ДЕТЕЙ

Кто такие наши дети? Маленькие люди, которые каждый день открывают для себя окружающий мир. От кого их надо защищать? Думаю, от нас взрослых, потому что от нас зависит, каким будет мир каждого ребёнка: жестоким, опасным, беспощадным к слабым или светлым и радостным.

От нас зависит, чтобы дети не гибли в войнах, развязанных взрослыми, не страдали от болезней, так как у нас нет средств на хорошую медицину, не подвергались психологическому насилию из-за нашей некомпетентности. Я хочу, чтобы мир, который открывается детям, был светлым и радостным, приветливым, без насилия и вражды, безопасным и дружелюбным.

Елена Овсянникова

Анна Черкасова

КАК Я ОБЕЩАЛ НИКОГО НЕ ОБМАНЫВАТЬ

Я стоял перед классом и молчал.

Я опоздал на урок совсем немного. По пути попалась огромная лужа. И мне пришлось её измерить.

Но дно у лужи было предательски скользким, и я упал. Потом побежал домой переодеться и переобуться.

И опоздал на урок — совсем немного.

Ольга Петровна, наша учительница, рассердилась.

— Меня мама забыла разбудить, — сказал я первое, что пришло в голову. Голос у меня был какой-то сиплый. Он всегда такой становится, когда я волнуюсь.

Я первый раз опоздал и не знал, что ещё сказать. Само вырвалось.

— Садись, Слава, — сказала Ольга Петровна.

Вечером мама пришла домой усталая. И сразу увидела мою мокрую одежду и обувь. И всё поняла.

— Я на улице Ольгу Петровну встретила. Почему ты её обманул? — тихо спросила мама. — Ведь мог сказать правду, что упал в лужу и ходил домой переодеваться. Даже если бы тебя отругали, это не было бы так плохо, как теперь, когда я тебя ругаю за враньё. Пообещай мне, Слава, больше не обманывать учителей. И меня тоже. Я не хочу, чтобы мне было за тебя стыдно.

— Да, мама, я обещаю, — тихо сказал я и почувствовал, как защипало глаза. Так всегда бывает, когда я специально не плачу.

Тогда я решил, что больше никого обманывать не буду.

Ольга Петровна ничего мне на следующий день не сказала. Может, мама не рассказала, что на самом деле не она виновата в моём опоздании? Я не знаю. Спрашивать про это я не хотел.

А сегодня у нас в классе такое произошло! На перемене мы играли в классе в «стенки». Тот, кто водит, должен тебя догнать. Но если ты успел добежать до стенки и прижаться к ней спиной, то ты «в домике».

Санёк бежал за Светой. А Света зацепилась ногой за лямку рюкзака Максима. Она начала падать, схватилась за плакат, который висел на стене. Это алфавит был — буквы печатные и картинки под буквами.

И Света его порвала.

Ольга Петровна рассердилась, когда пришла на урок и увидела порванный плакат. Рассердилась даже сильнее, чем когда я опоздал на урок. И было понятно, что Свете мало не покажется.

— Кто это сделал? — спросила учительница строго. Светка сидела бледная и не отводила глаз от своей тетради. Почему-то многие девочки сидели так же, как будто это их могли отругать вместо Светы.

И в классе было тихо-тихо.

— Саша, это ты порвал плакат?

Санёк, мой друг, изумлённо посмотрел на Ольгу Петровну.

— Я тут при чём? — выдавил он. — Это не я.

— Тогда кто? — схитрила Ольга Петровна.

Санёк молчал.

— Слава? — моё имя громыхнуло так неожиданно.

Я встал из-за парты.

— Слава, ты был на перемене в классе? — Ольга Петровна строго смотрела на меня.

— Да, — сказал я сиплым голосом.

— Ты видел, кто порвал плакат? — Ольга Петровна и не думала сдаваться.

У меня перед глазами встало лицо мамы, когда она просила меня не обманывать. Когда она сказала, что ей за меня стыдно.

— Я не видел.

Я слышал свой голос, но это говорил не я.

Такое уже было один раз. За мной собака погналась, и я перепрыгнул через забор. Вообще-то я даже не помню, как прыгал. Просто испугался сильно. И почувствовал, что ноги задрожали. А потом раз — и за забором оказался. Как будто это не я прыгнул, а кто-то перенёс меня туда.

Вот и сейчас не я это говорил. И голос был в этот раз не сиплый, а звонкий, уверенный. Но все смотрели на меня, как будто это я сказал.

И Света смотрела на меня.

— Вернее… это я порвал, — сказал я.

И в классе стало ещё тише. Хотя и так все молчали и, казалось, даже не дышали.

Ольга Петровна вздохнула и покачала головой.

— Что же ты, Слава, сразу не признался. Ну ладно, садись.

Я сел за парту. И ноги у меня тряслись — так же, как тогда, с собакой.

Вечером я маме не рассказал про этот плакат. Не хотел её расстраивать тем, что опять обманул учительницу.

Но я же не для себя. Просто Свету жалко, она ведь не специально порвала плакат.

Меня никто не выдал.

И Свету тоже никто не выдал.

Но после уроков она всё равно плакала.

Екатерина Жданова

ЦИГЕЛЬ-ЦИГЕЛЬ

Цигель, цигель!

    Катя услышала, как мама сказала Дашке: не трать  время зря.

- Как это?

- А так. Надо не лениться. Мы треть жизни тратим попусту: болтовню, дуракаваляние...Цигель, цигель! Ай-лю-лю потом. Ясно?

- Ясно.

И Дашка побежала в школу. А потом, вечером, побежит в спортклуб.

- А тебе не ясно? Делай что-нибудь, не спи.

- Ясно. Уроки, посуда, пылесос…Так что ли?

- Вот именно. Полезный труд и развитие личности – это важно. Значит: читать, у телека не валяться, и по квартире, как тень, не слоняться.  Мы и так треть жизни теряем, когда спим. А жизнь идет без нашего участия. Вот смотри. -  мама поставила перед носом Катьки будильник. - Я все успеваю. У меня каждая минута на счету. Вот и ты смотри на стрелочки, посматривай.

- Зачем все это?

- А затем. Что красота – страшная сила. Конкурс на привлекательность пока что никто не отменял. Надо быть на высоте, в тонусе. Поэтому после работы я в бассейн, потом в библиотеку. Взять тебе «Путешествие Нильса»?

- Да видела я этого Нильса сто тыщ раз.

- Зря ты так. Знаешь, какая книжка хорошая, толстая. Мультик – это только небольшая часть. Ладно. Буду в девять. Пока.

Катька осталась одна. Будильник тикал. Минутная стрелка потихоньку подползала к цифре один.

Не буду зря тратить времени. Я столько добрых дел наделаю! Мама удивится.

Первое – сварить обед. Картошка. Так. В кастрюлю ее. На газ. Где веник? Ага. Она подвязалась фартуком и замахала им, как Чарли Чаплин, в ускоренном темпе. На совок – и в мусорку. Чашки-ложки-поварёшки -перевёртышки. Всё в раковину.  Она пустила воду, пусть поотмокают. И включила музыку. Работа пошла веселей, ритмичней.

В ванной в корзине полно белья. В машину его. Порошок. Хлоп! Рычаги направо, пуск, поехали!

Подбежала к часам. Ну надо же! Время застыло. Всего три  минуты прошло. Мылим посуду и потише газ. А то бурлит, шипит и через край бежит. Чпок – на сушку, чпок - на сушку, чпок – на сушку, дзынь-ля-ля!

Так. Развиваться. Физра. Приседать и подтягиваться. Но с чувством, с толком, с расстановкой. Под диваном пыль и тапки. Надо заодно достать. Сразу будет все в порядке, если время не терять! О, это же стихи!

Упор сидя – раз! Упор лёжа – два-с! Три отжимания с хлопками…Три-с. Тапки на место, пыль в пылесос.

Поднялся вой. Катюха помотала мордой пылесоса вправо-влево и побежала картоху потыкать. Хм. Сырая.   И пустую картошку лопать неинтересно. Надо подумать, что б ещё к ней... И да, стихи. Где бумага? Вот. Так. Под диваном пыль и тапки…

Как там будильник? О, только полдевятого. Как тащится время. Что там по плану? Прогулка с Делей. Деля, ко мне. Пока там булькают картоха и белье, успею. Заодно достану почту и коврики вытрясу.

Катька застегнула ошейник на собаке, скатала в трубу коврики для обуви и побежала во двор.  Пока Деля обходила свои любимые места, Катька повесила коврики на перекладину турника и как следует побила их. По-боксерски. Ки-я!

Упражнения на расслабление. Вдох-выдох. Привет, Танюха. Вдох-выдох. Привет, Петров. Здрасть, Анна Пална. Повторение - мать учения. Шестью пять тридцать пять. Шестью шесть…Остались стихи, как его там, Бальмонта. И все уроки.

Жизнь коротка и быстротечна,

И лишь литература вечна.

Вот как будто мама моя говорит. Интересно, она учила Бальмонта в школе?

 Катька поднялась в квартиру.

     Деля пошла спать на свое место. Катька расстелила коврики у двери и бегом на кухню. Сняла с Дели ошейник.

Девять без пяти. За пять минут я салат сварганю. Где наш Бальмонт?  Вот он. Из свеклы с майонезом. И чесноком. За пять минут можно добежать до Канадской границы! Ой. Руки помыть. Так. Бельё варится. Картоху слить. Чеснок на тёрку. И свеклу туда же. Всё идет по плану.

Поэзия душа и вдохновенье,

Для сердца сладкое томленье…

Не забываем тянуть носок. Ногу в сторону – ноги вместе, ногу в сторону – ногу вместе.

Пятнадцать минут десятого. Нарежу хлеб заранее. Чистим картошку.

 Двадцать семь минут. Поливаем маслицем. Так. Двадцать девять…

Для сердца. Сладкое. Ага! Десерт? Томленье. Точно!

Печёные яблоки с сахаром и корицей.

Бельё достиралось.

Половина десятого. Яблоки. Зачем их мыть? Пропекутся с микробами. Она помчалась на балкон, споткнулась о шланг пылесоса и растянулась на полу во весь рост.

- Уй-я… Ты ещё здесь! А ну, марш в угол! Растопырился тут, понимаешь. Нет худа без добра, однако. Отжимаемся. Раз, два…За чем я здесь? А, яблоки. С балкона.

Быстро в мойку их. Лучше помыть. Так. Включаю плиту.

Вырезаем серединки. Хрясь-чпок, хрясь-чпок. Мусор в сторону, яблоки на противень. Сахар. В луночки по ложке. Отлично. Бабушка крестит духовку всегда. Ну и я перекрещу. Господи, благослови. Так. Вешаем бельё.

Куда его? На балкон – высоко. На батареи! Ох, какие горячие. Надо этот жар в мирных целях использовать как-то. О! Яблочные чипсы! Бельё. Или чипсы? Сперва бельё. Катька развесила повсюду, наволочки и толстовки, нарезала несколько яблок. Завязала в косынку. И положила на батарею.

Десять.

Она упала на тахту. Тишина. И только будильник на кухне: вре-мя, вре-мя, вре-мя.

Она стала думать, жалко ей его терять или нет? Вроде нет. Маме вот жалко. А животные не понимают. Спят, едят, гуляют. А что бы они хотели делать ещё?

- Делька!

Собака открыла глаз.

- Тебе жалко времени?

Собака посмотрела на нее, как на глупую, и вздохнула.

Катька выключила плиту. Аромат печёных яблок наполнил дом. Очень вкусные. Бедная Деля. Лежит и лежит в углу. Общаться! Вот, что важно.

- Играть! Деля! Где мячик?

Делька недоверчиво подняла бровь, но вдруг поверила, вскочила, нашла мячик в коридоре и поскакала по комнатам. Они стали обниматься и кусать друг друга в шутку. Возню-кутерьму такую устроили, катались, валялись и…нашли десять рублей! Под пианино. И ещё пять.  

- Ай да мы!

Она так и уснула в обнимку с собакой, на полу.

   Когда пришла мама, то сперва испугалась, что долго не открывают. А потом очень обрадовалась. Чистота, красота! Всё с аппетитом ела и нахваливала такую хорошую дочь. Яблоки печёные особенно.

- Да-а, я вижу, ты большая молодец. Столько дел переделала. Когда ты все успела?

- Я просто играла в Золушку. Я как представила, что ровно в двенадцать превращусь в тыкву…

-Устала?

- Успела отдохнуть. Мне такое снилось! Слушай. Снится мне, что стала я старухой. Тощей такой, с клюкой и седыми патлами. И ворона у меня ручная. Вот мы идём через прозрачный мостик. Да! И пылесос я одной рукой за собой везу, а другой, значит, перед собой пылесошу. А вода очень красивая, серебристая. И рыбы большие яркие плавают, и из воды морды красные высовывают с круглыми умными глазами и говорят: «Ну, поняла, старая, что главное было в твоей жизни?» Я такая: «Что?» И понимаю, если не отвечу правильно, мост рухнет и провалюсь я. А рыбы накинутся на меня и сожрут. Вместе с вороной. «Говори пароль»! Я сказала: «Цигель-цыгель»! Пылесос поехал по мостику и в воду. Я испугалась страшно и проснулась.

- Жуть какая. Твои сны – хоть записывай. Разбогатеешь.

- Нет. Главное в жизни не цигель.- сказала мама задумчиво.- Цигель, цигель,  цигель-цигель, а время-то  тю-тю.

- Понятно. – вздохнула Катька. – а как с ай-лю-лю?

- На одном ай-лю-лю тоже далеко не уедешь.  Тут нужно комбинировать и чередовать. Скажем, два дня на два, или и неделю напряженный цигель, а потом неделя ай-лю-лю. Но настоящий ай-лю-лю – он неподконтролен. Его не купить и не вычислить,  не предугадать. Вот бывает такой веселый и дружный цигель, что и никакого ай-лю-лю тебе не надо. И ай-лю-лю бывает дождливый, нудный, поговорить не с кем, жуть какая-то, а не ай-лю-лю. Накрыться с головой и спать.

- Вот. Спать – значит улучшать разом и то и другое.

- Здоровый продолжительный сон – залог успеха!

- Споки, мам.

- Чмоки, дочь.

Владимир Нестеренко

ЧТО ТАМ ЗА ГОРИЗОНТОМ?

             Во дворе, где жила одаренная под самую завязку Валька, чего только нет! Песочница для малышей, качели, бегущая дорожка, круговая железная дорога, винтовая вертушка-небоскреб, как окрестили этот снаряд ребята за высоту. Но самое    главное, отличная асфальтированная дорожка, на которой детвора катается на роликовых коньках и на самокатах. Взрослые волонтеры устраивали состязания малышей. Среди девочек почти всегда побеждала Валька, а среди мальчишек, к сожалению, не Костик – закадычный друг Вальки. Она переживала за него, но вида не подавала. Он и в классе не тянул на отличника, а ей так бы хотелось видеть Котьку в числе вундеркиндов и опираться на мужскую руку, как делает мама, указывая на папу и   подчёркивая, что крепкое плечо друга никогда не помешает.

             Твердое плечо в дворовой компании у Гоши, но он не идеал, не тонкая натура, не Костик с горящими глазами, и никогда не водил её за ручку из садика, а теперь из школы. Лето стояло в разгаре. Во дворе полно ребятишек. Как одуванчики расцветают на солнышке, так и они высыпают на площадку, стоит только оранжевому блину забраться повыше и обласкать лучами каждое растение.

      Сегодня во дворе такое же оживление. Вон и Котька на самокате рассекает. А ей надо паковаться в салон маминой машины, и ехать на занятия. Она видит, как Костик приветливо машет рукой, приглашая в свою компанию, а Гоша крутит пальцем у своего виска. Валя, конечно, догадалась, что жест – в её адрес, потому не ответила вниманием Косте, а только отвернулась и тяжело вздохнула.

      – Опять тебя дружки смущают, – сказала сердито мама. От неё ничего не скроешь. Настоящий маг. – Подожди, будут завидовать твоему триумфу. Дай срок!

      – Я не возражаю, мамочка, но это будет не скоро, а лето кончается.

      Валька хотела сказать, вместо лета – детство кончается, но побоялась обидеть маму. Сама виновата во многом. Папа говорит – виновата одаренность. Как будто эта одаренность свалилась на неё из подворотни, а не от папы и от мамы. Она давно заметила, что взрослые свою оплошность стараются свалить на детей.

     Заковыки родителей понять трудно, но хорошо подумав, Валька согласилась, что папа прав. У Гоши отец выдающийся физкультурник и звездочёт, а сын его – только троечник. Тут связь родства и одаренности нарушена.

Машина с Валькой жикнула и стремительно вылетела со двора. Жест Гоши, и не ответ на приветствие Вальки, вызвал в душе у Кости смятение. Он с грустью проводил взглядом авто и сказал:

       –Мне надо чем-то отличиться.

    – Не понял. Для чего?

–Как тебе объяснить, – замялся Костя. – Ты к нам всего как год приехал, а я с детства здесь. В один детсад ходили почти все из нашего двора. Валечка тоже. Я её провожал за ручку.

– Вот в чём дело! – догадался Гоша, – влюбился!

– Почему сразу влюбился. Говорю же – мы с ней с детства вместе. Теперь она на меня не смотрит, и даже отворачивается. Почему? Мне надо стать героем, чтобы она гордилась мной.

– Ничего нет проще! – с азартом воскликнул Гоша. – Она же любопытная.

– Любознательная, – поправил Костя.

– Согласен, – поморщился Гоша. – Узнаем что там за горизонтом, и ей расскажешь.

– Ничего интересного – степь.

– Ошибаешься: там – гора. Твои окна с восьмого этажа в другую сторону смотрят. Мои с девятого – на горы. Там три волшебных пика торчат. Думаю, там есть таинственный дворец с драгоценностями. Тайны всех интересуют, особенно девчонок.

– На чем туда доберёшься. На своих двоих?

– Пустяки, стоит только захотеть, сделать ракету и на ней с моего балкона стартануть.

– Чепуха на постном масле. Чем заправишь ракету?

– Желанием. Папа недавно книжку особую читал. Там люди летали на своём желании, точнее на своём сознании. У них автомашин нет, и дорог тоже. Зачем они, если воздух главная опора.

– Небылица.

– А вот и нет. Я наделал ракет из ватмана и стал их с балкона запускать. Просто брошу – падает камнем на землю. А если на моём сознании, на моём горячем желании – летит аж в соседний двор. Я решил тренироваться, но папа меня застукал. Я стою на подоконнике с открытым окном и пускаю ракеты. Глянул вниз, а там папа стоит. Он быстро поднялся в квартиру, вздувать меня не стал, а просто купил замок и запер дверь на балкон.

– Видишь, ты провалился.

– Ничего не провалился. Ты же знаешь про лестницу на стене двенадцатого этажа. Вот по ней я поднялся, отомкнул висячий замок, что висел на дверце люка, неторопясь поднялся на крышу. Оттуда горные пики видны, как на ладони. Там начнём тренировки. На всякий случай зонтики в кучу свяжем – вместо парашюта. У нас целых три. Ты высоты боишься?

–Нет, – дрогнувшим голосом ответил Костя.

Мальчишки не успели договориться, как действовать: Костю окликнула мама, и позвала обедать. Он слыл исполнительным мальчиком и тут же помчался на самокате, хотя утверждать, что его захватило изобретение Гоши, мы не можем. Но догадываемся кое о чём по растерянности Кости и быстрому бегству за стол, чего раньше не наблюдалось.

Гораздо раньше Валька, мама и папа сидели и смотрели по телевизору передачу «Щелкунчик» о юных дарованиях.

– Ой, как я хочу участвовать в «Щелкунчике», – Валя не могла усидеть на месте и часто срывалась со стула, аплодировала вместе со зрителями. – У меня же абсолютный музыкальный слух.

– С чего ты взяла? – задал вопрос папа, в голосе которого звучали неодобрительные интонации.

– К нам в класс пришли композиторы, проверили у всех одаренность к музыке и пригласили поступить в музыкалку. Я – одаренная. Запишите меня на скрипку. Хочу играть, как девочка из Сибири.

– Ты учишься танцам и мечтаешь о лаврах знаменитой балерины, – возразил папа.

– Без музыки нет танца. Разве это не правда, – заявила Валька.

– Хорошо, запишем. Только это будет третья школа, – сказала мама.

– Нет, четвертая! – поправил папа, – первая – самая главная общеобразовательная. Не много ли?

– Учебная школа, – стала загибать пальчики Валька, – там у меня одни пятерки. Фигурного катания – тоже пятерки. Третья – бальная. Там пока оценки не ставят. Музыкалка будет четвертая. Уж точно, там тоже отличусь!

– Батюшка, помилуй! У тебе, моя крошка, поиграть с ребятами во дворе нет времени! – воскликнул папа. – Самокат заржавел.

– Отнесем его на свалку, а желание вундеркинда грех не выполнить! – твердо сказала мама. Валя знала, что так и будет. Папа давно уж передал свою семейную шапку маме. И она всем управляет.

На следующий день Гоша первый завел разговор о Вале. У него есть старший брат – студент. Сейчас где-то с курсом находится в студенческом десанте, что-то строят. По словам брата надо к себе прислушиваться, точнее, к своему сердцу.

– Если у тебя дела с успеваемостью хромают, жди, когда ты кому-то понравишься. То есть кто-то полюбит. Ты почувствуешь это, забудешь всё на свете, отбросишь лень, начнёшь зубрить уроки и получать пятерки. Тогда тебя сильнее будут любить. Я например, не чувствую, что меня кто-то полюбил и двойки прут в дневник косяком.

– У меня двоек нет, все больше четверки, иногда пятерки, – заступился за себя Костя.

– Это я знаю, а чувствуешь ли ты что-нибудь любовное?

– Если бы чувствовал, то не говорил бы тебе, что надо очень чем-то отличиться и обратить на себя внимание. Как быть?

– Я тебе вчера предлагал способ. Сегодня твои и мои родители на работе. Начнём тренировки на крыше, чтобы полететь за горизонт. Пошли, не трусь. Я замок-щелкунчик на дверце отомкнул. Запросто, гвоздём. Кстати, на всякий случай прихвати зонтики, какие у вас есть. Я поднял свои на крышу. Фал капроновый тоже взял. Осталось ракеты сделать и стартануть!

– Без зонтов нельзя обойтись?

– Нет, конечно, они такую упругость дают. Я прыгал со шкафа. Приземлился ловко.

– Крыша – не шкаф. Оттуда до земли целая хоккейная площадка.

– Ты загнул, всего-то тридцать метров. На всякий случай я считал. Не успеешь разогнаться, как приземлишься и ноги не сломаешь. Гимнасты без всяких зонтиков с колец прыгают и хоть бы хны!

– На мат приземляются, а у нас во дворе кругом асфальт.

– Так, дрейфишь, кто ж тебя такого полюбит! – Гоша скривил такую рожицу, что Косте стало невмоготу сознавать свою беспомощность. – Уж точно не Валька. Она вон, в какие дела ударилась, в трёх школах учится.

– В четырёх, – поправил Костя.

– Тем более тебе надо отличиться. Хотя бы в подзорную трубу глянуть: что там за горизонтом?

– Ты возьмёшь трубу?

– Я бы взял, но она же на балконе под замком, на треноге висит.

– Видишь, опять осечка.

– Сегодня осечка – завтра выстрел. Дождёмся, когда папа не замкнёт балкон.

– Хорошо, давай ждать, – сразу же согласился Костя.

– Будем ждать, но сегодня пробный вылаз. Пошли. Там есть две вытяжные кирпичные трубы, на них вскарабкаемся и испытаем парашюты в прыжке.

– Прямо с крыши на землю? – дрожащим голосом спросил Костя.

– Пока только на крышу с трубы. Крыша плоская, а по краям кирпичные стенки, не трусь.

– Разве во дворе нельзя испытать парашюты.

– Во дворе зевак полно, а там никого. Пошли!

Костя сделал кислую рожицу и неохотно зашагал за Гошей.

Среди ночи в квартире на восьмом этаже раздался душераздирающий детский крик. Костя проснулся с испариной на лбу и обнаружил, что лежит в кровати. Пощупал голову, вроде бинтов нет. Значит, сознание не потерял.

Дверь детской с шумом распахнулась, вспыхнул свет, и на пороге Костя увидел перепуганную маму.

– Костя, что с тобой?

– Ничего. Этот неугомоша Гоша затащил меня на крышу, и мы полетели на ракете за горизонт.

У мамы лицо из белого, как сметана, превратилось в малиновое.

– На какую крышу?! – мама стояла без обычного лица.

– Вот что делает с нами любовь, – Костя по-прежнему находился под воздействием сна. И не соображал, что выдаёт тайну полёта. – Какое коварство! Хорошо у нас парашюты сразу раскрылись, и мы с ним пропахали песочник только носами.

– Какие парашюты, где вы их взяли?

– Ты разве не обнаружила пропажу зонтиков?

– Вот оно что! Попался воришка, вот кто сломал зонтик и замок на дверце, ведущей на крышу! – с ужасом догадалась мама. – Ради чего?

– Ради Валиной любви, – выпалил Костя, чувствуя, что окончательно проснулся и говорит несуразности. Мало того, подводит себя под монастырь, и не только себя, а больше всего Валечку, с которой дружит, можно сказать, с ползунков.

Мама отчего-то тихо засмеялась и облегченно опустилась на стул.

Светлана Горева

ЧУМОВАЯ ШКОЛА

– Свобода! ­– заорал я, как сумасшедший, выбегая из подъезда ранним утром первого дня лета. Бабушки на лавочке начали креститься, а воробьи на кусте боярышника тут же упорхнули в неизвестном направлении. Неспешным шагом я направился от подъезда в сторону детской площадки, как вдруг увидел Валерку. Это мой друг и одноклассник. Он сидел на качелях рядом с парковкой. Я подошёл к нему.

– Ты чего так кричишь? – Валерка покрутил пальцем у виска.

– Так каникулы начались! – подмигнул я.

– Женёк, за десять лет ты на каникулах ни разу не был? – хмыкнул он.

– Был, конечно, только ведь это летние каникулы, – попытался объяснить я. – Ты подумай, целое лето впереди! Три месяца до четвёртого класса.

Но на Валерку мои слова не произвели особого впечатления. Я знал, что он любит учиться. Вот и сейчас с книжкой сидит. Качается и читает.

– Про что читаешь? – поинтересовался я.

– Про школу.

– Про школу… – передразнил я. – А есть что поинтереснее?

– Так необычная школа, кочевая.

– Какая-какая? Коче… что?

– Кочевая. На севере есть такие школы.

Мне стало интересно, чем кочевые отличаются от наших, обычных. Зря я, правда, спросил. Ух, и загорелись глаза у Валерки! Он попросил меня собрать всю нашу банду, а сам зачем-то домой убежал. Бандой её только тётя Тоня, соседка, называет за то, что мы один раз по её клумбе с цветами пробежались. А разве мы виноваты, что цветы выросли там, где мы в догонялки всегда играли. А вообще мы никакая не банда, а компания друзей: я, Валерка, мой младший брат Серёга и из соседнего дома Мишка и Сашка.

Пока я всех собирал, Валерка притащил из дома палатку. Посмотрев на моё удивлённое лицо, он ответил:

– Так положено. Дети на севере в чумах учатся. Будет у нас чумовая школа.

– Очуметь! – только и смог сказать я.

Валерка стал нашим учителем, а остальные – учениками. Зашли мы в палатку, а куда садиться, не знаем. Парт нет.

– Садитесь прямо на пол, – показал Валерка. – Я сейчас.

И опять убежал домой. Минут десять его не было. Вернулся, раздаёт нам тёплые куртки, шарфы, шапки.

– Это чтобы всё натурально было. На севере же холодно.

Потом он притащил тетрадки, карандаши, а телефоны у нас забрал.

– Плохо интернет на севере ловит, поняли?

Ну, поняли, сидим в куртках, уже жарко стало. А учителю хоть бы что, ходит между нами в валенках, шубе, шапке-ушанке. Рассказывает про оленеводство. Даже книжку в чум, то есть в школу, притащил. Показывает картинки нам, а у меня перед глазами уже всё плывёт от жары.

А Валерка всё ходит и ходит кругами по палатке. Потом вдруг как подпрыгнет. Я сразу очнулся, а то уже засыпать начал.

– Так! – кричит он. – Всё! Пурга! Палатку замело! Быстро меняем дислокацию.

Я только успел подумать о том, откуда Валерка всё это знает. Неужели в его книжке и про пургу написано.

Мы, как были в куртках, шапках, так и выбежали из палатки. Смотрю, соседи уже начали в окна выглядывать. Мы нашу школу, то есть палатку, на детской площадке установили, прямо напротив окон. «Наверно, соседи ни разу кочевую школу не видели. Я бы на их месте тоже во все глаза смотрел», –подумал я.

Переместили мы палатку метров на десять, ближе к горке. Снова уселись внутри на пол. Урок продолжался. С меня уже сто потов сошло. Тогда решил я шапку снять. Тут ко мне подходит Валерка.

– Ты что? Заболеть хочешь?! Что я потом твоим родителям скажу, – пробормотал он, повязывая меня шарфом вокруг шеи. А мне и так дышать нечем.

– Ну, Валер… – запротестовал я. – То есть я хотел сказал, Валерий Палыч, можно выйти?

– Куда выйти? – хитро прищурился он. – Чтобы заблудиться полярной ночью?

– Какая же ночь? – развёл я руками. – Светлый день на дворе.

– А у нас полярная ночь! Ты разве не знаешь, что на севере полгода – ночь, полгода – день?

А откуда мне знать. Я таких книжек и журналов умных, как Валерка, не читаю. Я комиксы люблю.

– А пусть у нас будет полярный день? – попросил я.

Валерка нахмурился:

– Что значит «пусть»? По-твоему, смена дня и ночи происходит по желанию людей?

– Чего? – не понял я. Но он не стал мне отвечать.

– Так, продолжаем. – Валерка снова превратился в строгого учителя. – Какой у нас урок был? А! Урок по оленеводству. Где бы нам оленя взять?

Прищурившись, он стал подозрительно присматриваться к каждому ученику. Но, понятное дело, на оленей мы мало походили. Тогда он выглянул из наружу. Рядом с палаткой лежал дворовый пёс Крендель.

– Так… оленеводство отменяется, – объявил Валерка. – Урок езды на собаках сейчас будет.

Мы обрадовались. Где ещё на собаках покатаешься. Завели в палатку Кренделя. Он сначала сопротивлялся, но после колбасы подобрел.

– Я видел по телеку, что собак в упряжку запрягают, – наконец и я смог блеснуть умом.

– Где ж её взять? Бывают верховые лошади, а у нас верховая собака будет, – решительно заявил Валерка и тут же уселся на Кренделя. Но тот ничего про верховых собак не слышал и сбросил Валерку на пол.

– И нечего меня было колбасой приманивать, – так, мне кажется, подумал Крендель и выбежал из палатки, пока кто-нибудь ещё не вздумал сесть на него.

– Хорошо хоть не укусил! – успокоил я нашего учителя.

А Валерка унывать не стал. Я заметил, что, если он вбил себе в голову что-нибудь, так ничем эту мысль не выгонишь оттуда. Следующим был урок рыболовства.

Вышли мы из палатки. Смотрю, в окнах соседей прибавилось. Видно, всем интересно, как учатся в кочевых школах. Шепчутся, пальцем на нас показывают. «Смейтесь, смейтесь, – сказал Валерка. – Мы вам ещё не такое покажем».

Мишка с Сашкой за удочками сбегали, и мы пошли на ближайший пруд. Солнце всё выше и припекает всё сильнее. А мы ничего, терпим, курток не снимаем, север как никак. Я уже и привыкать начал. Даже глаза прищуривал, полярная ночь, не видно ничего, ветер в лицо, в сапогах снег похрустывает. Так щурился, что налетел на Мишку, чуть не сшиб его.

Вот мы пришли к пруду. Но тут Сашка сказал, что на севере водятся белые медведи.

 – А вдруг они у нас всю рыбу отнимут? – испугался он.

– Ты сначала поймай, – усмехнулся я и приладил малюсенькую крошку хлеба на крючок.

Остальные тоже примостились рядышком на берегу. Сидим, ждём.

– Ловись, рыбка, большая и маленькая, – приговаривал Валерка. Странный у нас урок получался: учитель нас ничему не учил, я и сам ловлю рыбу не хуже него. Но то ли день был не для рыбалки, то ли у рыб был тихий час, урок закончился, а мы так ничего и не поймали.

– Может, на сегодня хватит уроков? – простонал Серёга. – Я вообще ещё даже в школу нормальную не хожу, а тут сразу кочевая и столько уроков.

– Ладно, – согласился Валерка. – Пошли в школу, оценки вам ставить буду. Завтра продолжим.

– А завтра вроде дождь передавали, – подмигнул я остальным, пока учитель не видел.

– Да-да, я тоже в новостях видел, – поддержал меня Сашка.

Валерку почему-то это новость даже обрадовала.

– Это хорошо, что дождь. Физкультура будет! – весело сказал он.

– С ума сошёл? Бегать под дождём?! – возмутился Мишка.

– А вы как думали? На севере и в мороз бегают, а тут дождь всего лишь.

Пришли мы к дому, а нашей чумовой школы, то есть палатки, нет.

– Школу украли! – завопил Сашка. – Мы без оценок останемся?

Он уже и забыл, как минуту назад хотел завтра прогулять учёбу.

Вдруг слышим, зовёт нас кто-то. Поднимаю голову, сосед машет нам рукой со второго этажа. Я подошёл к его балкону.

– Привет, Ванёк! Палатку ищите?

– Ага, –  кивнул я.

– Так её отец Валеркин забрал. Вышел, говорит: «Хватит, научились, мне она самому нужна для похода».

– Вот тебе и кочевая школа, – развёл руками Мишка.

– Перекочевала, – подтвердил Сашка.

Но Валерку эта новость не огорчила. Он сказал, что завтра нам расскажет, как в Африке дети учатся.

Светлана Сорока

ЛЕТИ, ЛЕТИ, МАЙСКИЙ ЖУК!

Весна наступила рано и оказалась приветливой, тёплой. Берёзки в роще быстро оделись нежно-зелёной, похожей на пушок листвой, и над ними сразу же закружили майские жуки.

Митяй одним из первых принёс жуков в класс. В его банке их было много.

«Везёт ему! – украдкой поглядывая на одноклассника, думал Родька. – Столько наловил!.. А мне одного хотя бы…»

Митяй был в центре внимания. Он тряс банку с жуками, громко хохотал, пугал ими девчонок.

− Сейчас, как выпущу! – грозился он.

Девчонки визжали, отскакивали в сторону. Но выпускать майских Митяй не собирался. Они были его богатством.

− Где ловил? – окружив, пытали его одноклассники. – На поле?

− Ха! – усмехался Митяй. – Да там только комары!

− У гаражей? – не отставали ребята.

− Места знать надо! – снова насмешливо ответил им Митяй…

Родька во все глаза смотрел на Митяя, на заветную банку в его руке… И ему так хотелось жука, что казалось − вот-вот произойдёт чудо. Что сейчас, сию же минуту, Митяй расскажет всем про это волшебное жучиное место. Или поделится жуками с ребятами. У него же их целая куча!.. Зачем ему столько? Ну, или, на худой конец, какой-нибудь самый проворный майский улизнёт из Митяевой банки, а Родька его найдёт…

Увы, чуда не произошло. И расстроенный Родька твёрдо решил, что поймает своего.

Вечером он взял из дома ярко-жёлтый сачок на длинной бамбуковой палке, небольшую баночку и отправился за жуками.

Вечер был тихим и тёплым. Пахло нежной молодой листвой, свежей травой и цветами. Родька знал, что майские жуки, вылупляясь, выползают из земли. «Вот было бы здорово в траве найти, − подумал он, − тогда и гоняться за ним не придётся».

Он сел на небольшую полянку и прислушался: вылезет − загудит. Неподалёку в овраге начинали затягивать нежную мелодичную песню соловьи. А в траве было тихо. Недвижимая зелень осоки утопала в жёлтых одуванчиках. За день они напитались солнечным светом и теперь на фоне вечереющего воздуха выглядели яркими фонариками, маленькими солнышками, отдающими миру тепло и свет.

Родька невольно дотронулся до одуванчика. Цветок и в самом деле оказался тёплым, а ещё очень мягким. Родька бережно коснулся ещё одного…

− Красивая, – подумал он про полянку, – жаль только жуков здесь нет!

Он встал, взял банку с сачком и пошёл дальше.

На пути ему встретилась большая раскидистая берёза.

− О, жуки её листья едят, − обрадовался он, − сейчас гляну! Может, сидит кто!

Он наклонил к себе нижнюю ветку и сразу понял, что тяжёлому жуку на ней не удержаться. Её листья были маленькими, морщинистыми, словно гофрированными…Родька потрогал лист. Он был немного липким. И пах чем-то нежным, приятным. Родьке понравилось, и он улыбнулся. А затем, подумав немного, решил идти к школе.

− Митяй говорит, на поле жуков нет. А возле школы − и поле, и деревья. Там обязательно должны быть! – рассудил Родька.

Весь год он ходил на учёбу через эту поляну-рощицу. Вон вдалеке показались две его знакомые берёзки. Родька был убеждён, что они дружат. Он частенько видел, как деревья шептались о чём-то, нежно прижимаясь друг к другу кронами. Чуть в стороне от них, нарастив мягкие салатовые иголки, распушились тёмно-зелёные ёлочки. А возле дорожки протягивал прохожим свои пока ещё детские ладошки клён… На небе сквозь лёгкие облака наливался яркой желтизной месяц, освещая поляну со спящими на ней одуванчиками.

Родька замедлил шаг. Он любил собирать паззлы и рисовать. Ему нравилось, когда всё находилось на своём месте, сочеталось по цвету, размеру…. Было гармоничным, как говорила мама.

Этим вечером всё было именно так. Родька полной грудью дышал свежим вечерним воздухом, радостно смотрел по сторонам. Как вдруг заметил возле одной из ёлок тёмное пятно. Он ускорил шаг и вскоре узнал Митяя. Рядом стояла большая банка. Присев на колено и закинув на плечо джинсовку с металлическими пуговицами, Митяй в любой момент готов был броситься на пролетающего жука, но неожиданно увидел Родьку.

− Чё пришёл? – накинулся он на него. – Это моё место!

Родька оглядел знакомую поляну и недоумённо уставился на одноклассника, мол, шутит?!

Но Митяй шутить не собирался.

− Вали отсюда! – угрожающе рявнул он, поднимаясь с земли. – Будешь ловить здесь, получишь!

Митяй был широкоплечий, длиннорукий с большими кулаками и мог навалять, кому угодно. Ребята его побаивались.

Родька предусмотрительно отступил назад. Сдвинув брови, Митяй шагнул ему навстречу… Но вдруг резко рванул в другую сторону, заорав во всё горло:

− Жууук!!!

− Где?! – оживился Родька.

− К берёзам полетел! – Митяй быстро домчался до берёзок-подружек, резко хлобыснул по нежно-зелёным веткам!...

− Ура! Попался! Первый есть!

Он едва посадил его в банку, как заметил второго. И сломя голову понёсся к клёну.

− Yes! Ещё один! – радостно завопил он.

− Ничего, − стоя в сторонке, думал Родька, − я сейчас тоже поймаю! Майский мимо пролетит, я его сачком осторожно… Митяй и не заметит.

Но Митяй замечал, словно у него были глаза на затылке. И когда мчался за жуками в Родькину сторону, Родьке самому приходилось отбегать, а иногда и отлетать от него подальше.

Митяй носился по поляне, как ураган. Он сшибал жуков и у самой травы, и в кронах деревьев. В вечернем воздухе как хлыст свистела его джинсовка. И слышались исступлённо-радостные крики:

− Пятый!.. Седьмой!.. Десятый!..

Наконец, он устал.

− Хм, − усмехнулся он, встряхивая банку с жуками, − в этот раз ещё больше поймал!

Тут он взглянул на Родьку и снова пригрозил:

− Смотри, ляпнешь кому про это место – получишь! Хотя, − издевательски уставился он на него. – Можешь говорить, я всё равно здесь всех жуков переловил!

Он забрал банку и ушёл, быстро растворившись в вечерней темноте.

Родька остался один. Месяц словно испугавшись чего-то, спрятался за облака. Но вдоль дорожки вдруг зажглись фонари.

Родька оглядел поляну-рощицу и ужаснулся. Ветки его любимых берёз были сломаны, лишившись листьев, они мёртвыми прутьями повисли над смятой травой. Клён больше не протягивал никому свои ладошки. Безжизненные они валялись в пыли на дороге. Спящие одуванчики были раздавлены…

Родькины кулаки невольно сжались, на глазах выступили слёзы. Если б он сейчас только встретил Митяя, он бы треснул ему со всей силы! И за берёзки, и за клён, и за бедных жуков, которых он всех переловил!..

Родька стоял с опущенной головой, как вдруг совсем рядом услышал знакомое жужжание. Видимо, приняв его ярко-жёлтый сачок за фонарь, в него угодил майский жук.

Сердце Родьки сильнее забилось от волнения. Ещё недавно он многое бы отдал за жука. Принёс сначала домой, потом – в школу.

Сейчас он осторожно освободил пленника из сачка и, посадив на вытянутую ладонь, с радостным облегчением произнёс:

− Лети, лети, майский жук!

Елена Долгих

ОТКРЫТИЯ САНЬКИ

Санька – моё любимое имя и, потому мальчишка с этим именем стал основным героем моих рассказов и миниатюр. По объёму они небольшие, потому представляю здесь несколько работ.

Грядка для вишен

Санька живёт в городе, на даче в первый раз, ему всё интересно.  Он внимательно слушает мамину знакомую, Марию Петровну, которая объясняет ему, что и как растёт на грядках. Женщина показывает на зелёные нежные листочки и говорит:

-А здесь, видишь, салат проклюнулся.

Санька поднимает глаза на дерево, растущее неподалёку. Петровна, проследив за его взглядом, улыбается:

-А это вишня. Мы с неё вёдер семь ягод собираем.

И, вздохнув, добавляет задумчиво:

-Земли маловато у нас. Где бы ещё грядочку прибавить для лука.

Санька некоторое время рассматривает дерево и грядки. Потом его лицо озаряется широкой улыбкой.

-Я понял! Дерево – это грядка для вишен! Места она занимает мало, растёт во-о-он как высоко. Вам надо посадить укропное дерево, салатное и луковое! Тогда места хватит для всех грядок!

***

Наперегонки с морозом

В январе у Саньки первые зимние каникулы. Они с папой взяли коньки и отправились на каток. Вышли на улицу, и Санька воскликнул:

-Ого, какой мороз! Щиплет нос и щёки!

Папа рассмеялся:

-А давай, кто быстрее – мы или мороз? Побежали!

До автобусной остановки домчались за несколько минут. Щёки у Саньки раскраснелись, ему стало жарко.

-Ну, как мороз? – спросил отец, - Щиплется?

-Нет! – улыбнулся Саша, - Наверное, он отстал, не выдержал такой скорости! А на катке мы и вовсе его обгоним! Ого-го! Попробуй, догони нас, мороз!

***

Слёзки ночки

   Санька приехал к бабушке в деревню  в августе вместе с папой и мамой. Вечером они обрадовали бабушку внезапным приездом, а ранним утром Санька вышел на крыльцо и обомлел – все растения в огороде покрыты сверкающими капельками.

-Дождик шёл ночью? – спросил он у бабушки.

-Нет, - улыбнулась та в ответ, - это роса! Она под утро выпадает, когда ночь прощается с миром и уходит на покой.

Санька задумчиво оглядывает растительность и, наморщив лоб, говорит:

- Ночке, наверное, совсем неохота уходить – вокруг такая красота! Она печалится и плачет. Роса – это ночкины слёзки!

Потом он смотрит на запад, где ещё тёмно-серая полоска, и шепчет:

-Не плачь, ночка, день пролетит незаметно, и ты снова придёшь к нам в гости!

***

Татьяна Моркина

ПОДАРОК

Мала говорит, я красивая. А я думаю, это она красивая. Мала — моя старшая сестра. У неё длинные чёрные волосы, и, когда она их распускает, кажется, что наступила ночь.
Ещё у меня есть старший брат. Я называю его Ака. На самом деле его зовут Аун Чжо Сай. Он учится в России. Там холодно, и даже идёт снег. А у нас не бывает снега. Никогда.
Вчера по телефону Мала сказала, Ака прислал для меня подарок. Так и написал: это для моей любимой Мими. Интересно, что это?
Мала приедет завтра и привезёт мне подарок.
Я все гадаю, что же это. Помогаю матери стирать, гадаю. Несу отцу бидон с рисом в мастерскую, гадаю. Собираю цветы для храма, гадаю.
Что же это такое?
Может, ручка, чтобы рисовать на шуршащей серой бумаге? Или мяч для игры в ченло? Но и то, и другое у меня уже есть.
Наконец, Мала дома. Сняв мотоциклетный шлем, она кружит Тая Чо и Мин Мина, младших братьев. Целует меня и малышку Зузу. Потом идёт помогать матери готовить жареный рис с курицей. А я уже жду, какой подарок.
— Ой, забыла! — делает она грустное лицо, и сразу в груди становится тесно.
Но Мала хохочет и прижимает меня к себе. Пошутила. Она такая, Мала.
Наконец, после обеда она достаёт большую белую коробку. Сначала громко читает письмо от Аки. Он передаёт всем приветы, всей родне, даже тёте Ма в Нянгай. Он пишет, что в России скоро Новый год. Я удивляюсь. Новый год зимой? А Мала уже читает дальше. Про то, что на Новый год есть ёлка. Это как банановое дерево, только колючее. А на улице украшают все серебряными нитями. И везде-везде Санта-Клаусы. Только по-русски они по-другому называются.
Про Санту я уже знаю. Это такой дедушка с белой бородой, как у старого Чу. Старый Чу живёт под мостом и спит в коробке. Иногда мама посылает меня отнести ему рис. Когда я подхожу, я слышу, как он кашляет внутри. А по-моему, в коробке здорово жить!
— Мими, — зовёт Мала, закончив читать, — это для тебя.
И даёт мне что-то в руки. Что-то тяжёлое и гладкое. Смотрю — стеклянный шар на подставке. А внутри — девочка. Она одну ногу вверх подняла. Как будто нога ей больше не нужна.
Я переворачиваю его, и внутри кружатся белые рисинки.
— Это снег, — объясняет Мала.
Так вот он какой, снег! Как белый рис.
А девочка все стоит на одной ноге.
— Балерина, — говорит Мала.
Вечером перед сном я беру шар под одеяло. Трясу его тихонько, и белый снег взлетает вокруг девочки - балерины.
Я засыпаю, и мне снится, будто эта балерина — я сама. И я тоже поднимаю ногу так, как вроде она лишняя. А вокруг деревья в серебряных нитях. И с неба сыплется белый рис. И все его едят, сколько хотят. И Мала, и Ака, и старый Чу. А я кружусь на одной ноге и улыбаюсь.