Давным-давно это было. Жила в деревушке одной девчоночка-сиротинка, Лушею её звали. Осталась она без родителей ранёхонько, спасибо тётке родной Агафье, сироту приютила, к себе взяла.

Всё бы ничего было, да только у Агафьи своих дочек пятеро. Уж она их холит и лелеет, наряжает, в косы ленточки вплетает, ласкает да обнимает, а на Лушу времени у неё не хватает. Так и росла Лушечка в большой семье, да одна-оденёшенька.

Бывало начнут сестрички в куклы играть, в уголке у печки кукольную свадьбу устраивать аль именины кукольные:

– Мы бы и тебя взяли, – Луше говорят, – да у тебя куколок нету.

Луша погрустит-погрустит, да делать нечего.

А по лету как-то, в уборочную страду, собралась тётка Агафья с девками да бабами деревенскими в поле, пшеницу жать. Дочек своих пожалела, взяла одну Лушу помощницей.

День жаркий выдался, к полудню солнце во всю палит – отдыхать велит.  От солнышка все в тенёчек попрятались, сели на травушку, отдыхают. Тут тётушка одна, что постарше всех других, Лушу к себе подзывает.

– Садись рядышком, – говорит, – пока время есть, сделаем тебе куколку.

Взяла она в руки пучок соломы, верёвочку из кармана достала, быстро-быстро куколку связала.

– Вот! Держи. Подружка тебе – куколка Стригушка. Дома на стол её поставь да по столу ручками постучи, припеваючи:

Тара-тара-тара-ра – тарарайка.

Заиграй, забренчи, балалайка.

Ты, Стригушечка, покрутись, покрутись.

Моя душечка, веселись, веселись.

Вот вечером, Лушечка так и сделала. Пока в избе никого не было, куколку на стол поставила, ручками по столу застучала, песенку запела, куколка в тот же миг плясать начала. Пляшет на столе, кружится, под Лушину песенку выплясывает. А под конец песенки так завертелась, что полетели в разные стороны бусинки да цветные ленточки – Лушечке на радость да на удивление.

Лушечка бусинки да ленточки собрала, в сундучок прибрала.

– Дай, – думает, – ещё раз песенку спою.

Только запела, ручками по столу застучала, куколка снова в пляс пошла. Закружилась-завертелась, в разные стороны леденцы да карамельки посыпались.

Радуется Лушечка. Вот и её сиротинке счастье привалило.

А сестрицы тут как тут на пороге, не поймут, чему Луша так радуется.

Лушечка давай им про куколку рассказывать, а они:

– Не поверим, пока своими глазами всё не увидим.

Лушечке за счастье радостью своей поделиться. Куколку на стол поставила, ручками по столу застучала, песенку запела. Завертелась-закружилась куколка, в разные стороны кружева да тесёмки полетели.

Собрали сестрицы кружева да тесёмки, Луша их конфетами угостила, бусинок отсыпала да ленточками одарила. Сестрицы её поблагодарили, а сами задумали ночи дождаться да куколку выкрасть.

– Себе заберём, – говорят. – Сами будем куколкой забавляться, бусами да лентами украшаться, конфетками объедаться.

Сказано – сделано. Выкрали они у Луши куколку. Вышли в сенцы, на стол куколку поставили, давай по столу руками стучать да Лушину песенку напевать. Только куколке хоть бы что, стоит, как вкопанная.

Рассердились сестрицы, куколку в печь бросили да спать легли.

По утру проснулись, смотрят, Лушечка в уголочке сидит, куколкой играется, а куколка цела-целёхонька.

Удивились сестрицы и новое зло задумали. На другую ночь снова куколку выкрали, во двор выбежали, куколку в колодец бросили.

– Ну, всё, – говорят, – теперь не выберется.

А по утру смотрят, Лушечка с куколкой своей разговаривает, новые ленточки ей в косичку вплетает.

Сестры уж совсем разозлились. Еле-еле ночи дождались. Снова куколку выкрали, за деревню выбежали, в сыру землю куколку закопали, ножками притоптали, сверху камнем тяжелым придавили.

– Ну, теперь точно, всё! – сказали и спать пошли.

Утром глядят, а Лушечка куколку в новый сарафан наряжает, песенку напевает.

Время, оно быстро летит. Лушечка с каждым днём всё краше делается, а сестрицы только зеленеют от злости да зависти. Вот пришло время им всем замуж выходить. Тётка Агафья своим дочкам приданое готовит, сундуки набивает, а Лушечку то и дело гоняет, работать заставляет.

Вот в денёк один такой, в начале осени, уморилась Лушечка, села в избе на лавочку, отдохнуть. Грустно ей стало, вот и достала она из кармашка свою куколку:

– Хоть ты меня повесели, куколка, – говорит.

На стол её поставила, ручками по столу застучала, песенку свою запела. Куколка пляшет, вертится, а Лушечке тоненький голосок от неё слышится:

– Выйди, Лушечка, да на улицу,

Сорви, Лушечка, с ветки яблочко.

Замерла Лушечка, затихла, не поймёт, что такое ей слышится. Застучала она снова по столешнице, а куколка опять:

– Выйди, Лушечка, да на улицу,

Сорви, Лушечка, с ветки яблочко.

Лушечка, недолго думая, на улицу вышла. Побежала скорее к яблоньке. Наклонила ветки тихонечко, сорвала красное яблочко. Тут откуда не возьмись, появился перед Лушею купец-молодец на вороном коне. Спешился он, на Лушу глядит, а сам спрашивает:

– Не угостишь ли яблочком, красна девица?

– Отчего ж не угостить? – Луша ему отвечает. – Угощу.

Берёт купец яблочко, а сам всё на Лушу глядит да снова спрашивает:

– А замуж за меня пойдёшь?

Смутилась Луша, глаза опустила, на щёки румянец набежал.

А купец смотрит да улыбается. Потом вскочил на коня, припустил во весь дух, а Луше крикнул:

– Жди сватов завтра к вечеру.

Скрылся он из виду, Луша в избу вернулась.

– Придумал тоже, – думает, – сватов засылать. Он-то вон какой видный, а я – сирота, без приданого.

К вечеру другого дня в окошко выглянула: по улице пыль столбом, сваты к Луше едут. Приехали, подарков навезли немерено, нарядов да украшений разных.

Быстро свадьбу сладили и зажили они душа в душу, не в избе, а в купеческом тереме.

Сёстры долго потом ещё злились, от зависти совсем зелёными сделались, а потом и вовсе в лягушек превратились.