Рассказ

Моя мама ласковостью не отличается. Она врач. Приходит с работы усталая и начинает нас в младшим братом ругать: то мы вещи не убрали, то уроки не сделали. Уроки – это я.  Я перешёл в четвёртый класс. Брат ещё маленький, в саду. Тому больше достаётся за то, что он вечно влезает куда-нибудь в грязь.

В тот день я маме говорю:

- Ма, я пойду, погуляю.

Мы с Димкой, моим другом, собрались пойти на обследование пустыря вокруг военной части. Этот пустырь служил чем-то вроде полигона или стрельбища для солдат.  Собрались мы туда, чтобы поискать патроны, а потом повзрывать их в костерке у дома.

- С Димкой? С этим хулиганом и бездельником?

- Не, с другим… С Вовкой…

Родители Димки тоже не пускали своего сына гулять со мной. Каждый из родителей считал, что мы друг на друга плохо влияем. Мои считали, что Димка на меня, а Димкины – что я – на Димку.

- Уроки сделал? – спрашивает мама.

- Да так… на половину… - попытался соврать я

- Значит, не сделал. Значит, врёшь. Пока уроки не сделаешь – никуда не пойдёшь!

Тут я… Представил я Димку, как он ждёт меня возле полигона. Представил, как патрончики в огне рвутся… и так мне стало обидно, хоть плачь.

Тут мама свою обычную песню начинает:

- Сын, понимаешь, мы с отцом работаем на две ставки, чтоб вы могли спокойно учиться, в институт поступить. Чтоб вы одеты были, обуты. А ты… ну как можно уроки не делать, это же твой труд, твоя работа…

И т.д., и т.п. Если бы она в первый раз это говорила! А то, наверно, в сто первый. В тысячу первый!

Ну, я вскочил, и как закричу:

- Ты… ты… Бабка-Ёжка!  Не надо для меня работать! Ничего мне от вас не надо! Ничего мне не надо ни вашего, ни от вас! И вас мне не надо!

Ещё что-то я кричал, не помню.

Мама как-то странно на меня посмотрела и говорит:

- Ладно. Иди. Только раздевайся.

- Что? – не понял я.

- Раздевайся. Тебе же ничего нашего не надо. Снимай всё наше. Рубаху, майку. Это же мы с отцом покупали.

Ещё не совсем понимая, что происходит, я снял.

- Брюки, носки снимай. Снял? Ладно, трусы я тебе дарю. Иди.

- … куда?

- Куда хочешь. Бабка-Ёжка согласна.

Мама открыла дверь и подтолкнула меня. Дверь захлопнулась.

Стоял октябрь месяц.

 На площадке, да ещё босиком… Холодно. И тут до меня вдруг начало доходить, что я стою один, голый, на лестничной площадке.

Пойти мне некуда и не к кому.

- Мама! Ты что! Ты… ты – правда бабка-Ёжка, пусти!

Я тарабанил в дверь кулаками и стучал в дверь ногами, я плакал и кричал разные ругательные слова.

Но дверь не шелохнулась.

Я присел на ступеньку пожарной лестницы, кое-как подобрав ноги. Я ещё поплакал, потом перестал. И вот, когда я совсем успокоился, до меня вдруг что-то такое начало доходить.

В этот момент дверь открылась.

- Входи, - сказала мама. – Отогревайся и одевайся. На кухне – горячий чай с лимоном.

Так мама сказала и ушла к себе в комнату.

Я оделся и пошёл к ней. Мама – ко мне.  Она обняла меня, прижала к себе. Сначала мы молча стояли, потом мама всё-таки прошептала:

- То, что родное… люби, сынок.

С тех пор прошло немало лет. Представьте себе, я до сих пор  точно не понял, что это тогда произошло.

Права мама моя, или нет.  Правильно сделала, или нет? Иногда такая обида на меня накатит, словно я и сейчас стою голый на холодной лестничной площадке.

А то, вдруг, начинаю понимать, что каким-то другим способом мне, тогдашнему, нельзя было объяснить то, что я не понимал.

Может, можно, может, и нельзя.

Может, нельзя, может, и можно.

Бабка-Ёжка,

полети на небко,

там твои детки

кушают котлетки…